Рассказы и очерки (1850-1859)

Диккенс Чарльз

Проведено было негласное разбирательство, и тут выяснилось, что этот молодой человек был знаком, с двоюродным братом несчастной Элизы Гримвуд и что однажды - дня за два до убийства - он зашел проведать этого ее двоюродного брата и оставил у него на столе перчатки. А вскоре затем заходит туда же - кто бы вы думали?
– Элиза Гримвуд!

– Чьи это перчатки?
– говорит она и берет их в руки.

– Это перчатки мистера Тринкла, - говорит двоюродный брат.

– Вот как?
– говорит Элиза.
– Они очень грязные и ему, конечно, ни к чему. Я их возьму для своей служанки - пусть чистит в них печи.

И кладет перчатки в карман. Служанка, когда чистила

печи, пользовалась ими и, как я полагаю, оставила их лежать на камине, или на комоде, или где еще; ее хозяйка, поглядев вокруг, чисто ли прибрано в комнате, схватила их и сунула под подушку, где я и нашел их.

Вот какой случай, сэр.

II. МАСТЕРСКОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ

– Может быть, одним из самых красивых фокусов, проделанных нами, сказал инспектор Уилд, напирая на эпитет и тем как бы предупреждая, что сейчас последует рассказ не о чем-либо захватывающем, а скорей о ловкости и находчивости, - был некий маневр сержанта Уитчема. Это была прелестная идея!

Мы с Уитчемом в день скачек дежурили в Эпсоме [47]– поджидали на вокзале "фасонную банду". Как я упоминал в нашей прежней беседе, мы всегда дежурим на вокзале, когда идет дерби, или сельскохозяйственная выставка, или когда новый ректор университета приносит присягу, или там Дженни Линд [48], или еще что-нибудь в том же роде; и когда сходят на перрон ширмачи из "фасонной банды", мы их следующим поездом отсылаем обратно. Но в тот день, чтобы попасть на скачки, о которых я рассказываю, кое-кто из этих ширмачей сумел нас обхитрить: они наняли кабриолеты, тронулись из Лондона с Уайтчепла [49], дали хороший крюк; прибыли в Эпсом с противоположной стороны; и, покуда мы их караулили у железной дороги, они уже на кругу и работают направо и налево! Но к тому, что я хочу вам рассказать, это по сути дела не относится.

Когда мы с Уитчемом дежурили на вокзале, к нам подошел некто Татт джентльмен, в свое время послуживший обществу, а сейчас, можно сказать, сыщик-любитель, очень уважаемый.

– Чарли Уилд!
– говорит он.
– Что вы тут делаете? Выслеживаете кого-то из старых приятелей?

– Да, старые штуки, мистер Татт.

– Идемте, - говорит он, - разопьем втроем - вы, я да Уитчем - по стакану хереса.

– Нам нельзя двинуться с места, - говорю я, - до прихода следующего поезда; а там - с нашим удовольствием!

Мистер Татт ждет, подходит поезд, а потом Уитчем и я идем с ним в его гостиницу. Мистер Татт по случаю скачек разоделся как на бал; и в пластроне у него была красивая бриллиантовая булавка - фунтов за пятнадцать или двадцать, - очень красивая булавочка! Выпили мы хересу у стойки, по три, по четыре стакана, и вдруг Уитчем крикнул:

– Внимание, мистер Уилд! Держитесь!
– и налетает на залу "фасонная банда", четыре ширмача (как они туда проникли, я вам объяснил), и в тот же миг булавочки мистера Татта как не бывало! Уитчем стал в дверях - отрезал им выход; я их колочу как могу; мистер Татт тоже дерется на совесть; и вот мы все сцепились, катаемся по полу, тычем и головой и ногами, полная сумятица вам, верно, сроду не случалось видеть такую картину! Мы, однако же, не выпускаем наших молодчиков (нам ведь помогает мистер Татт, а он стоит любого полицейского!), забираем их, тащим в участок. В участке полно воров, взятых у круга; не так-то просто отдать под стражу наших. Но в конце концов мы с этим сладили, приступаем к обыску; но ничего при них не находим, и их запирают. А уж

и упарились мы с ними к этому часу... сами понимаете!

Меня крайне смущало, что мы проморгали булавку; и когда мы, сдав их под стражу, отдыхали вместе с мистером Таттом, я сказал Уитчему:

– Провели вроде бы успешно, а проку не много - потому что ничего при них не найдено. Браггадоча {Три месяца тюрьмы - как заведомым ворам. (Прим. автора.)} - только и всего.

– Почему, мистер Уилд?
– говорит Уитчем.
– Вот она, бриллиантовая булавка!

Она у него на ладони, в целости и сохранности!

– Каким чудом?
– говорим в удивлении мы с Таттом.
– Как она к вам попала?

– А вот расскажу вам, - говорит он, - как она ко мне попала. Я приметил, кто из них ее взял; и когда мы все вповалку дрались на полу, я легонько прикоснулся к тыльной стороне его руки, как сделал бы, я знаю, его товарищ; он и подумал, что это товарищ подает знак, и передал ее мне!

Это было красиво, кра-си-во!

Но даже и тут дело прошло не так, чтобы очень гладко, потому что молодчика судили на очередной сессии в Гилдфорде[50]. А вы же знаете, сэр, что такое эти сессии. Так вот, верьте мне или нет, покуда судьи копались, покуда сверялись по парламентским актам, что с ним можно сделать, я так и думал: разрази меня гром, если подсудимый не сбежит у них из-под носу! А он и впрямь сбежал; да вплавь через реку; потом залез на дерево обсушиться. С дерева его сняли - одна старуха видела, как он туда карабкался, - а Уитчем мастерским своим прикосновением отправил его на каторгу!

III. ДИВАН

– И чего только не делают порой молодые люди себе на погибель и на горе своим друзьям!
– сказал сержант Дорнтон.
– Просто диву даешься! Был у меня случай в одной больнице - как раз в таком роде. Случай впрямь дурной, и с дурным исходом!

Секретарь той больницы, больничный врач и казначей пришли в Скотленд-Ярд и сделали заявление насчет покраж, и неоднократных, которые производились у студентов. Студенты, когда раздевались в больнице, ничего не могли оставить в карманах шинелей - пока шинель висит, карман почти наверняка обчистят! Пропадали вещи самые разные. Джентльменам, разумеется, это было неприятно, и они хотели, ревнуя о чести своего учреждения, чтобы вора поскорей разоблачили. Дело поручили мне, и я отправился в больницу.

– Так вот, господа, - сказал я, когда мы все обговорили, - веши, как я понимаю, пропадали всегда в одной определенной комнате.

– Да, - сказали они, - всегда в одной.

– Я хотел бы, с вашего позволения, - - сказал я, - осмотреть эту комнату.

Мне показали просторное помещение в нижнем этаже: несколько столов, скамеек, а по стенам вешалки для шляп и шинелей.

– Далее, господа, - сказал я, - есть у вас на кого-нибудь подозрение?

Да, сказали они, есть у них подозрение. Как это ни прискорбно, они подозревают одного из швейцаров.

– Я хотел бы, - сказал я, - чтобы мне указали этого человека и дали бы понаблюдать за ним некоторое время.

Мне указали, я понаблюдал за ним, потом пошел опять в больницу и объявил:

– Нет, господа, швейцар ни при чем! Он на свою беду любит выпить лишнее, но и только. Я подозреваю, что эти покражи совершает кто-то из студентов, и если вы в той комнате, где вешалки, поставите мне диван поскольку там нет чуланчика, - то я думаю, что смогу выследить вора. Мне, с вашего разрешения, нужно, чтобы диван был покрыт ситцевым чехлом или чем-нибудь вроде того, чтобы я мог, оставаясь невидимым, лежать под ним ничком.