Рассказы и очерки

Чапек Карел

И проходил так г-н Колбаба целый год да еще день, все никак не мог вручить письмо надлежащей барышне Марженке. Много чего узнал он: видел деревни и города, поля и леса, восходы и закаты солнца, прилет жаворонков и наступление весны, посев и жатву, грибы в лесу и зреющие сли'вы; видел Жатский хмель и Мельницкие виноградники, Тршебонских карпов и Пардубицкие пряники, но, досыта насмотревшись на все это за целый год с днем, и все понапрасну, сел, повесив голову, у дороги и сказал себе:

– Видно, напрасно хожу: не найти мне этой самой барышни Марженки.

Стало

ему обидно до слез. И барышню Марженку-то жалко, что не получила она письма от парня, который ее больше жизни любит; и шофера Францика жалко, что письмо его доставить не удалось; и самого себя жалко, что столько трудов на себя принял, в дождь и в жару, в слякоть и ненастье по свету шагал, а все зря.

Сидит так у дороги, горюет - глядь: по дороге автомобиль идет. Катится себе потихонечку - километров этак шесть в час. И подумал г-н Колбаба: "Верно, какой-нибудь устаревший рыдван. Ишь ползет!"

Но как подъехал тот автомобиль ближе, - ей-богу, прекрасный восьмицилиндровый "бугатти"! А за рулем печальный шофер сидит, весь в черном; а сзади господин печальный, тоже в черном.

Увидел печальный господин грустного г-на Колбабу у дороги, приказал остановить машину и говорит:

– Садитесь, почтальон, подвезу немного!

Обрадовался г-н Колбаба, потому что у него от долгой ходьбы ноги заболели. Сел он рядом с печальным господином в черном, и тронулась машина дальше в свой печальный путь.

Проехали они так километра три, спрашивает г-н Колбаба:

– Простите, сударь, вы не на похороны едете?

– Нет, - промолвил глухим голосом печальный господин. Почему вы думаете, что на похороны?

– Да потому, сударь, - ответил г-н Колбаба, - что вы изволите таким печальным быть.

– Оттого я такой печальный, - говорит замогильным голосом господин, - что машина едет так медленно и печально.

– А почему, - спросил г-н Колбаба, - такой замечательный "бугатти" едет так медленно и печально?

– Оттого, что ведет ее печальный шофер, - мрачно ответил господин в черном.

– Ага, - промолвил г-н Колбаба.
– А позвольте спросить, ваша милость, отчего же так печален господин шофер?

– Оттого что он не получил ответа на письмо, которое отправил ровно год и один день тому назад, - ответил господин в черном.
– Понимаете, он написал своей возлюбленной, а она ему не ответила. И вот он думает, что она его разлюбила.

Услышав это, г-н Колбаба воскликнул:

– А позвольте спросить, вашего шофера не Франциком звать?

– Его зовут господин Франтишек Свобода, - ответил печальный господин.

– А барышню - не Марженкой ли?
– продолжал свои расспросы г-н Колбаба.

Тут отозвался печальный шофер.

– Мария Новакова - вот имя изменщицы, которая забыла мою любовь, - промолвил он с горьким вздохом.

– Ага, - радостно воскликнул г-н Колбаба.
– Милый мой, так вы и есть тот глупец, тот дурак, тот пень, та тупица, тот путаник, тот стоерос, то бревно, та дубина, та балда, то полено,

то помело, тот капустный кочан, тот урод, тот пентюх и та кликуша, тот ненормальный, тот помешанный, тот простофиля, тот лунатик, тот юродивый, тот губошлеп, тот распустеха, тот растереха, та тыква, та картофелина, тот шут, тот паяц, тот дурень, тот петрушка, та лапша, тот слюнтяй и тот ванек, который опустил в почтовый ящик письмо без адреса и без марки? Господи! Как я рад, что имею честь с вами познакомиться! Ну, как же барышня Марженка могла вам ответить, ежели она вашего письма до сих пор не получила?

– Где, где мое письмо?
– воскликнул шофер Францик.

– Да вы мне только скажите, - ответил Колбаба, - где барышня Марженка живет, и письмо, будьте уверены, сейчас же полетит прямиком к ней. Господи боже ты мой! Целый год с одним днем таскаю я это письмо в сумке, по всему свету рыскаю, ищу эту самую барышню Марженку! Ну-ка, золотой мой паренек, давайте мне живо, скорей, мигом, без промедления, адрес барышни Марженки, и я пойду вручу ей это письмецо.

– Никуда вы не пойдете, господин почтальон!
– оказал господин в черном.
– Я вас туда отвезу. Ну-ка, Францик, поддай газу и кати к барышне Марженке.

Не успел он договорить, как шофер Францик дал газ, машина рванулась вперед и пошла, мои милые, писать по семидесяти, по восьмидесяти километров, по сто, по сто десять, сто двадцать, сто пятьдесят, все быстрей и быстрей, так что мотор пел, заливался, рычал, гудел от радости, и господин в черном должен был держать обеими руками шляпу, чтобы не улетела, и г-н Колбаба вцепился обеими руками в сиденье, а Францик кричал: - Славно катим, а? Сто восемьдесят километров!

Ей-богу, не едем, а летим прямым ходом по воздуху. Вон она, дорога-то, где осталась! Ей-ей, у нас крылья выросли!

И, летя так со скоростью сто восемьдесят семь километров, увидали они хорошенькую беленькую деревушку - да это Либнятов, честное слово!
– и шофер Францик сказал:

– Ну вот и приехали!

– Тогда остановитесь!
– промолвил господин в черном, и машина опустилась на землю у деревенской околицы.

– А "бугатти" этот неплохо бегает!
– с удовольствием отметил господин.
– Ну, теперь, господин Колбаба, можете отнести барышне Марженке письмо.

– Не лучше ли будет, ежели господин Францик сам расскажет ей, что в этом письме написано. Ведь там целых восемь орфографических ошибок!

– Что вы!
– возразил Францик.
– Мне стыдно ей на глаза показаться: ведь она столько времени ни одного письма от меня не получала. Верно, совсем уж меня забыла и не любит нисколько, - прибавил он сокрушенно.
– Идите вы, господин Колбаба; она живет вон в том домике, у которого окна такие чистые, как вода в колодце.

– Иду, - ответил г-н Колбаба.

Замурлыкал себе под нос: "Едет, едет, едет он, едет славный почтальон", и - раз, два, правой - к тому домику. А там, у чистого окошечка, сидела бледная девушка и подрубала полотно.