Рассказы и очерки
Шрифт:
Теперь уж все пойдет как по маслу: усадить, навести, не забыть завести затвор, вытащить матовое стекло, вставить кассету, нажать спуск, чик!
– и готово. Ха-ха, сущие пустяки! Теперь только удалить бумагу с фильмпака - вот он, снимок!.. "Черт побери, - вдруг вспоминает любитель, - я же забыл вынуть задвижку кассеты!"
Теперь пойдет веселей. Сперва расставить штатив, потом навинтить на него аппарат... Нет, сперва навинтить, потом рассгавить. Открыть аппарат. (Да что с ним такое, с проклятым? Не хочет открываться!
Только не нервничать! Открывать
Вставить матовое стекло, открыть объектив, навести, установить диафрагму и выдержку, завести затвор, вынуть матовое стекло, вставить кассету, поднять задвижку, нажать спуск, чик - все!
Да, но мы, кажется, забыли вытащить бумажную упаковку?
Одиннадцать кадров из первой дюжины отснято.
Все члены семьи, включая собаку и кошку, отбыли свою.повинность перед аппаратом. Теперь еще двенадцатая и, милые вы мои, отдаю проявить и отпечатать всю дюжину!
– Страшно хочется знать, - бормочет себе под пос любитель, - как-то мои снимки вышли.
И вот - можете себе представить!
– в этот момент во всей вселенной не находится двенадцатого объекта, который согласился бы фотографироваться. Ни гость не зайдет, ни нищий не позвонит; собака не выходит из конуры, кошка - в бегах. Любитель шарит взглядом вокруг, ища, во что бы прицелиться. Вон то дерево?
Гм, оно совсем голое. Общий вид из окна? Ерунда.
Тогда, может быть, внутренность своей комнаты?
Брр!.. Господи, хоть бы что-нибудь подходящее!
Только бы закончить дюжину и отдать проявить.
И уже завтра смотреть на первые свои снимки. Ах, только завтра!.. Да, но где же взять двенадцатый?
Наконец двенадцатый тоже сделан, и любитель мчится в мастерскую при магазине проявлять свои первые достижения. Первая дюжина. Постойте, кто же у нас там? Любитель перебирает в памяти все сделанные им снимки и обнаруживает, что у него на двенадцати кадрах тринадцать снимков!
На другой день он бежит смотреть на них, проявленные и отпечатанные.
– Ну, как вышло?
– кричит он уже с порога.
– Прекрасно, - отвечает продавец, озаряясь покровительственно-ободряющей улыбкой.
– Почти все удачно; только восемь или девять чуть-чуть не того, туманно.
Счастливый создатель снимков перебирает их один за другим дрожащими руками.
– А... на этом вот ничего не видно!
– Пустяки. Вы забыли поднять задвижку, - говорит продавец.
– Ага. А этот... этот удачный, только... только чуть-чуть перекошен.
– Немножко на резкость не навели, - успокаивает продавец.
– Ага... А у этого верхняя половина черная. Отчего это?
– Плохо подняли задвижку.
– А вот совсем черный!
– Это ничего. Видимо, оставили открытым объектив.
– Ага. А это что такое, скажите, пожалуйста?
– Это? Это вы на одну пленку два снимка сделали.
– Ага. А почему вот здесь Иозеф Мах * так страшно оскалился?
– Это улыбка, - отвечает продавец тоном знатока.
–
III
Один из неисследованных законов оптики гласит, что обычно первые снимки выходят изумительно, но затем дело идет все хуже и хуже. Чем ты становишься опытней и твоя работа профессиональней, тем более хитрые ловушки расставляют тебе наводка на резкость и выдержка, смещение перспективы, фон, блеск очков и прочие оптические явления. Имейте в виду: фотография - настоящий спорт; с нею связаны, вопервых, известное честолюбие и, во-вторых, отчаянный азарт.
Это - спорт такой же волнующий, как охота на тигров или лотерея: то промах, то небывалое везенье, то несчастные дни, то целые фильмпаки, осененные благодатью; никогда не знаешь заранее, что будет.
Я сильно подозреваю, что тут все дело в каком-то колдовстве или чуде, которое не зависит от нас и совершенно не в нашей власти.
Может быть, оттого, что удачный снимок представляет собой нечто дарованное свыше, нечто сверхъестественное, автор его вправе без всякого стеснения им хвастаться. Я, например, никогда не бегаю и не кричу о том, какую изумительную книгу я написал или как мне удалась какая-нибудь статья; но в то же время без малейших колебаний вытаскиваю из кармана сделанную мной фотографию и громко требую от каждого, чтоб он подтвердил, что она у меня замечательно удачна и что он в жизни не видел такого снимка.
Тут исчезает всякая скромность и благородная сдержанность самооценки: тут, милый, хвали, хвали меня, восхищайся моим талантом! Гордость фотографа по поводу удачного снимка чувство довольно сложное: человек с фотоаппаратом, с одной стороны, хвастает своим искусством и личным своим достижением, а с другой - добивается похвал своему фотоаппарату и выслушивает их с довольной физиономией, как будто фотоаппарат - составная часть его личного достоинства, чем доказывает, что авторское тщеславие - составная часть тщеславия собственника,
Но бойтесь другой гордости, которая человеку с фотоаппаратом не к лицу: гордости художника. Хороший фотолюбитель собиратель явлений действительности; подлинная прелесть его снимков заключается в неисчерпаемой красоте реальных предметов, воспроизведенных светом. Или очарование личного контакта. Портреты милых нам людей. Интимность воспоминаний. Все это - гораздо более ценно, чем фабрикация картинок, похожих на нарисованные, имитирование литографии или офорта, погоня за настроением, светотенью и прочими живописными трюками.
Если вы не дорожите и не способны любоваться простой, голой действительностью, лучше не устремляйте на нее своего объектива, которому самим господом богом положено правильно и отчетливо ее отражать (при условии, что вы не забыли сделать надлежащую наводку на резкость).
Не менее своеобразно и отношение фотографируемого к сделанному с него снимку. Самый безропотный чувствует себя .болезненно задетым, если лицо его вышло на фотографии недостаточно выразительным или на нем застыла какая-то глуповатая улыбка.