Рассказы и повести
Шрифт:
— Не надо нервничать. Кажется, я что-то придумал.
Он взял кусок слоновой бумаги, написал на ней красивыми буквами:
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ УВЕЛИЧЕНИЕ
Сходство гарантируется.
И повесил плакат над крылечком. Слезая с лестницы, он сказал:
— Хорошо, если пришёл бы какой-нибудь богатый, бородатый клиент! Какой-нибудь коммерсант.
Я спросил:
— Почему
— Бородатый клиент, — ответил Зак, — это лёгкий клиент. Сделаешь ему бороду, усы — и сразу будет похож. Очки тоже хорошо.
Но клиенты не шли — ни бритые, ни бородатые. Время было тяжёлое — война! Никто не хотел увеличиваться.
Но вот один раз Фейга, открывая форточку, закричала:
— Ефим, встречай! Клиентка идёт!
Зак открыл дверь. В комнату вошла молодая, чисто одетая женщина.
— Здесь делают портреты? — спросила она, не вынимая рук из белой муфточки.
— Здесь, здесь, пожалуйста! — засуетился Зак. — Фейга, стульчик мадмазель!
— Не беспокойтесь! А можно посмотреть образцы?
— Образцы? Мммм… конечно. Фейга, образцы мадмазель… Нет, постой, я совсем забыл: я же их послал на выставку… эту… в Академию художеств.
— В Академию? — почтительно повторила клиентка и присела на краешек табуретки. — А долго это — увеличиться?
— Для вас недолго. Сегодня закажете — завтра готово. Тем более, ваше лицо…
— Нет, не моё…
— Ну, значит, кавалера. Тоже недолго…
Клиентка засмеялась, достала из муфточки карточку и протянула её Заку. Я заглянул. Там была изображена кудлатая собачья морда.
Зак испугался:
— Да-а-а… Это кавалер…
— Видите, — стала объяснять клиентка, — у моей хозяйки умер пудель Бижу. Мадам очень убиваются. Они хотят повесить большой портрет Бижу у себя в спальной. Кругом они просили сделать рамочку, обвить её веночком, а внизу подписать: «Спи спокойно, незабвенный друг!»
Зак покосился на карточку:
— Сказать по правде, собачьих портретов я ещё не делал. Собак я не люблю…
Ефим! — закричала Фейга. — Ефим, ты любишь собак!.. Не верьте ему, он очень любит собачек…
— Ну ладно, оставьте, — смягчился Зак, — я подумаю.
Клиентка ушла. Фейга всплеснула руками:
— Ефим, а тебе не всё равно! Собака так собака! — Она оглянулась и закричала: — Ой, кажется, ещё клиенты идут!
Мы кинулись к окну. Длинный, костлявый и сутулый старик поднялся на крылечко. За ним ковыляла толстая, закутанная в платок старуха с красным, одутловатым лицом.
— Можно ей присесть? — спросил старик, войдя. — У неё больные ноги… Блюма, сядь… Эти самые, ну, эти портреты. Это вы делаете?… Сядь же, Блюма!
Блюма села. Старик тоже сел, но сразу же вскочил:
— Зачем ей портрет! Просто — женский каприз. Ведь это же грех! Ведь
— Золотое дно! — усмехнулся Зак.
— Это всё её выдумки! — Старик оглянулся на Блюму. — Понимаете, у нас есть сын. Или былсын. Мейлах, способный мальчик, открытая голова, учился на провизора. И вот его забрали в солдаты. И, когда началась война, его погнали в самый первый бой. А потом мы получаем такую открыточку с красным крестом: «Рядовой Шифман Мейлах пропал без вести».
Блюма часто-часто закивала головой. Слёзы покатились по её неестественно красным щекам.
— Блюма, не надо! — стал утешать её старик. — Блюма, а если бы написали, что он убит, тебе было бы легче?
— Не знаю! — всхлипывала Блюма. — Я хочу его видеть.
— В том-то и дело. Она хочет его видеть. Я вам говорю: женский каприз! — Он передохнул и спросил: — Так на чём вы их делаете? — Он пощупал слоновку. — Как будто прочная! И получается похоже?
— Сходство гарантируется! — твёрдо сказал Зак.
— А сколько это будет стоить?
Старик долго торговался, советовался с женой, потом вздохнул:
— Делайте!
— По рукам! — сказал Зак. — Давайте карточку!
— Какую карточку?
— Карточку вашего Зореха… или, как его, Мейлах а.
Старик удивился:
— Будь у меня карточка, я бы к вам не пришёл. Когда он был дома, он никогда не снимался.
Зак рассердился:
— Два часа вы мне морочили голову! До свиданья!
Старик растерялся. Старуха поднялась и с трудом подошла к Заку:
— Милый человек… Я вас прошу, сделайте! — Она схватила его за рукав. — Он же был у мае красавчик. Сделайте!
Фейга не выдержала:
— Вам же объясняют — без карточки нельзя!
Зак задумался:
— Фейгеле, подожди… Скажите, может быть, он у вас носил бороду? Хотя бы небольшую бородку?
— Бородку — нет, — ответила Блюма. — Он носил усики, которые он так закручивал… Он же был красив, как весенний день!
— Усы были? Это хорошо. Может быть, очки?
— Пенсне! Пенсне на шнурочке. Он же учился на провизора.
— Тоже хорошо. Брюнет? Блондин?
— Волосы не очень тёмные, а глаза чёрные… — начал было старик.
Но Блюма перебила его:
— Что ты говоришь, Ойзер! Светлые волосы, как золото, и мягкие, как пух. А глаза, как две звёздочки! Правда, тёмненькие.
— Худой? Или скорей полный?
— Кругленький, как солнышко! — торопилась старуха. — Щеки румяные, как яблочко.
— А на кого похож?
— На меня! — ответила гордо Блюма. — Вылитый я!
— На неё! — подтвердил старик. — Её нос, её глаза, её рот. Только характер мой.