Рассказы и повести
Шрифт:
Оформив протоколом допрос и пожелав Максиму поскорее выписаться (Бек сказала при этом, что отпустит его завтра), я покинул палату. Зашел к главврачу и позвонил в прокуратуру. Володарский еще не вернулся. А в управлении внутренних дел мне сказали, что передали Карапетян мою просьбу и она выехала в пансионат «Скала».
Теперь я мог отправиться в железнодорожную больницу, где уже третий день находилась еще одна жертва отравления метиловым спиртом.
«Есть ли связь между ним и теми, кто отравился минувшей ночью?– размышлял я по дороге.– И потом… Максим утверждает, что успел отпить из бутылки грамм сто, не больше. Когда его нашел отец, бутылки возле парня не оказалось. Или он ее просто не заметил – не до того было… Значит, надо срочно послать на то место людей, обшарить
Главврача железнодорожной больницы Бориса Исаевича Червонного я знал лично. Он был депутатом городского Совета, и мы не раз встречались на сессиях Совета.
– Семен Базавлук поступил к нам позавчера часов в одиннадцать утра,– сказал Борис Исаевич, перелистывая историю болезни пострадавшего.
– Я могу с ним побеседовать?
– Что вы, Захар Петрович! Он очень плох… Боюсь, спасти его надежды почти нет.
– Даже так?
– Выпил слишком большую дозу метилового спирта… На пять человек хватило бы!
– Сколько ему лет?
– Тридцать девять… Представляете, на руках трое детей, жена и престарелая мать…
– Где работает Базавлук?
– На железнодорожной станции. Сцепщик вагонов.
– Придется беседовать с его близкими,– сказал я.
– Можете поговорить с его женой. Она сейчас здесь, принесла передачу.– Червонный вздохнул.– Не знаю, понадобится ли…
– Как бы пригласить ее сюда, Борис Исаевич?– попросил я.
Главврач позвонил в терапевтическое отделение и дал соответствующее распоряжение.
– Странное у нас отношение к пьянству,– покачал головой Червонный, положив трубку.– В России, мол, пили испокон веков. Традиция, так сказать… Заблуждение! Просто не знают истории. В конце прошлого века в России началось наступление на пьянство… Поднялась передовая общественность. Толстой, Достоевский и многие другие… Плоды не заставили себя ждать. За тридцать лет – с середины шестидесятых до середины девяностых годов – количество потребления алкоголя на душу населения снизилось более чем на одну треть! Представляете? И было самым низким в Европе и Америке… Посудите сами: в начале века французы пили, в пересчете на чистый спирт, по сравнению с русскими в пять раз больше, итальянцы – чуть меньше, чем в пять раз, швейцарцы – почти в три раза больше, бельгийцы – больше, чем в два раза!… Вот он, миф о европейской умеренности! И ярлык, что пьянство – «русская болезнь», выдуманный, просто-напросто клевета! Скажу более: в тысяча девятьсот четырнадцатом году в России действовал сухой закон. Причем успешно, что весьма поразило Европу… Я уже не говорю о советском времени – двадцатых, тридцатых годах… Мой отец до сих пор вспоминает, что выпить в праздник двести граммов водки считалось уже позором… Самое большее – одну, две рюмки. А в будни – ни-ни!
Рассказ главврача прервал стук в дверь.
– Да-да, войдите! – крикнул Червонный.
На пороге появилась женщина с набитой целлофановой сумкой в руках.
– Садитесь, Лидия Ивановна,– предложил главврач.
Он представил меня жене пострадавшего. Та несмело опустилась на стул и спросила:
– Как мой Семен, товарищ доктор?
– Сами видите, делаем все возможное и невозможное,– ответил главврач.
Он старался не смотреть на несчастную женщину. У нее задрожал подбородок, губы скривились: вот-вот разрыдается.
– Но мы не теряем надежды,– попытался успокоить ее Червонный.
– Спасите мужа! – произнесла женщина с отчаянной мольбой в голосе.– До конца жизни буду бога за вас молить!… Ведь трое сирот останется…
Женщина все-таки не сдержалась, слезы покатились из глаз, она вытирала их широкой натруженной ладонью.
– Лидия Ивановна, прошу вас, успокойтесь,– поднялся Червонный.– Нате, выпейте водички…
Он протянул ей стакан. Женщина отпила несколько глотков и, судорожно вздохнув, взяла себя в руки.
– Товарищ прокурор хочет кое-что выяснить у вас,– сказал главврач.
Базавлук молча кивнула.
– Расскажите, пожалуйста, что случилось с вашим мужем?– спросил я.
– Ох, Семен, Семен! – покачала головой женщина.– Сколько раз говорила ему: не доведет до добра выпивка!…
– Часто пил?
– А то! – вздохнула Базавлук.– Люди думали – тверезый мужик. И верно, пил только дома. И от детей прятался. У него в гараже лежанка, так он придет с работы, выпьет и спит себе… Очухается, искупается в душевой у нас во дворе, тогда уж в дом идет… А позавчера жду его к завтраку, жду, он все не идет и не идет… Накануне-то он приехал и, как всегда, приложился к рюмке… Всю ночь продрыхал. Я сбегала с утра на базар, хотела за обед приняться, да свет отключили. У нас такое бывает… Пошла в гараж за керосином – батюшки! Семен свалился с лежака, в блевотине, корчится… Перепугалась я – ужас! Поднять его не могу – здоровенный… Свекровь кликнула, она прибежала, и мы вдвоем отхаживать стали его холодной водой… еле-еле уложили Семена на лежак… Семен что-то мычит, ничего не поймешь… Только и разобрали: «Митьке скажи! Митьке скажи!» А что скажи?… Потом приподнялся, глаза навыкате, тычет пальцем в угол гаража, кричит: «Ой, чертенята прыгают! Прогоните, прогоните!» Свекровь перепугалась, крестится, дрожит. А я думаю: ну все, допился до белой горячки. Как сосед наш, его полгода держали в психушке… Говорю свекрови: «Что делать-то будем? Надо «скорую» вызвать…» Она отвечает: «А может, обойдется? Варенья кисленького наведем с водой, отпоим. Очистим внутренности…» Она его уже раза три таким образом в себя приводила. Но тогда Семену черти не мерещились… Побежала я к соседям, у которых телефон, позвонила. Расспросили меня, что и как. Минут через двадцать приехала «скорая». Я поняла, что из психушки… Врач осмотрел мужа, нахмурился. Спрашивает, что он пил? Водку, отвечаю… А ел что?… Там у Семена в гараже на столике огурцы соленые были, лук зеленый, яйца вареные… Врач осмотрел закуску, приказал санитару, чтобы он все забрал… Я стала допытываться, что с мужем. Врач говорит: похоже, сильное отравление. Спросил, где бутылка из-под водки. Я ответила, что не знаю… И впрямь, бутылки что-то не видать… Стакан, кружка с водой… Семен всегда запивает горькую водой. Может, говорю, на работе угостили?… Ну, мужа положили на носилки – и в машину… Я тоже поехала… Привезли сюда, в железнодорожную больницу… А Семен все время в беспамятстве. И снова какого-то Митьку вспоминает. Скажи, мол, Митьке. А что – бог его знает…
– Значит, бутылку из-под водки вы в гараже не нашли?– еще раз уточнил я.
– Нет. Меня об этом и в приемном покое спрашивали… И еще интересовались, часто ли муж выпивает, находился ли на принудительном лечении от алкоголизма? Я ответила, что на принудительном не находился, а вот добровольно вылечиться пытался. Его в первой городской больнице лечили отварами трав…
– Какими именно травами? – взыграло в Червонном профессиональное любопытство.
– Чебрецом, плаун-баранцом,– ответила Базавлук.
– И помогало?
– Некоторое время воздерживался… Врач мне объяснил, что эти отвары внушают отвращение к водке… Но все равно потом потянуло.– Она безнадежно махнула рукой: – И пошло-поехало!
– Скажите, Лидия Ивановна,– спросил я,– в тот раз муж пил один или с кем-нибудь?
– Один, один, товарищ прокурор,– заверила меня Базавлук.– Я видела, как он приехал вечером в гараж, загнал машину и сам остался…
Где муж достал водку, она не знала. Я оформил протокол допроса, попросил ознакомиться и расписаться. Перед уходом Базавлук обратилась к Червонному:
– Борис Исаевич, а что с этим?– показала она сумку.– Тут рисовый отвар, черника, куриный бульон… Может, я сама покормлю Семена?
– Нельзя ему, сейчас ничего,– мягко ответил главврач.
– Отощает ведь,– жалобным голосом протянула женщина, но, поняв, что просить бесполезно, распрощалась и вышла.
– Откуда взялся этот проклятый метиловый спирт?– Червонный встал со стула и зашагал по комнате.– Последний раз, насколько я помню, в Южноморске им отравился лаборант на заводе имени Орджоникидзе. Хлебнул из бутылки, думая, что это этиловый… Но это было пять лет назад! А тут – массовое отравление… У вас есть уже какие-нибудь предположения?