Рассказы и повести
Шрифт:
– Патрону приятно будет услышать это,– сказал Зайцев.– А вообще как она?
– Нинон? Процветает…
И он поведал Зайцеву о тех нарядах, какие невеста Виленского приобрела для будущей жизни в Москве, сколько у нее на сберкнижке и что именно Нина командировала его в столицу на поиски Сергея Николаевича.
– Уж скорее бы он приехал,– заключил Ремизов.– А то она устала ждать… Отчаялась…
– А зря,– нахмурился Зайцев.– Патрон сам извелся… • '
– Где он? – вырвалось у Ремизова.
– Э,
– Прости, старик,– сказал Ремизов, снова переходя на тот тон, который установился у них там, в Южноморске.– Значит, можно передать?…
– Не только можно – нужно! Днями нагрянем в ваш благословенный город… Насколько мне известно,– многозначительно улыбнулся Зайцев.
– Слушай, Роберт, а меня ты не забыл? – решился наконец напомнить о своих делах Антон.
– Господи! – вздохнул референт.– Провинция есть провинция… Это у вас там сплошной треп, а здесь, в столице…
– Ну и как? – загорелись глаза у бывшего солиста ансамбля «Альбатрос».
– Послушай, старина,– серьезно начал Зайцев,– был о тебе разговор где надо… Тебя пригласят в ЦеТе в этом году…
– На Центральное телевидение! – воскликнул Ремизов.
– Да, на конкурс. Но в этом году ты лауреатом не будешь. Усек?
– Усек,– несколько погрустнел Антон.
– Только дипломантом,– чуть усмехнувшись, продолжал Зайцев.– А вот на следующий год… Понял? Тактика.
– Вот теперь ясно, как апельсин,– расплылся в улыбке Ремизов.
– Получишь первую премию. Это даст тебе право претендовать на положение солиста Всесоюзного радио и Центрального телевидения…
– Спасибо… Я… Спасибо…– Антон схватил руку Роберта и долго тряс ее.
– Дальше – дело за тобой,– осторожно освободился от него Зайцев.– Фестивали в Варне, Со-поте, Сан-Ремо… Старайся сам. Наше дело – вывести на орбиту…
Объявили посадку. Зайцев взял адрес общежития Мажаровой и на прощанье облобызал Ремизова.
Среди пассажиров этого поезда Антон был самым счастливым человеком.
Референт Виленского знал, что говорил. Телеграмма, пришедшая буквально через пару дней после возвращения Ремизова в Южноморск, сообщала, что Сергей Николаевич вылетает к невесте. Заветное послание отнесла к Мажаровой сама Раиса Егоровна.
– «…Обнимаю, целую, твой Сергей»,– дочитала Нина и, обняв комендантшу, закружила по комнате.– Видите, видите! Едет… Летит!
– Радуйся, голубка, радуйся, твое дело такое,– расчувствовалась суровая управительница женского общежития.– Встречай своего суженого…
– Раиса Егоровна,– воспользовалась случаем Мажарова,– ничего, если мы устроим прием здесь?
– Зачем же здесь,– солидно ответила комендант.– В красном уголке будет сподручнее… Жених-то твой не простой смертный…
– Нет-нет! – поспешно отказалась Нина.– Спасибо. Мы уж в нашей комнате… Уютней. И без особого шума…
– Ну, смотри сама. Я хотела, как лучше…
Но особенно торжествовала Мажарова, когда с работы вернулась Вера. Дав ей прочесть телеграмму, Нина не без ехидства сказала:
– Ну что, съела? Так кто мошенник?
– Брось, Нинча,– смутилась подруга.– Нашла о чем вспоминать…
– А ты говорила: бросил, потому что общежитская,– не унималась Мажарова.– До чего же вы все примитивные! Потому что серые… А для Сережи главное – человек! Поняла?
Вера полностью признала свое поражение и, чтобы замолить свою вину, взялась помогать в устройстве банкета по случаю приезда Виленского.
А подготовка развернулась грандиозная. Раиса Егоровна не пожалела даже ковровую дорожку, которая покидала каптерку в особо важных случаях, например, если обещало нагрянуть высокое начальство или другая какая авторитетная комиссия.
В день приезда Сергея Николаевича из кухни на этаже, где жила Нина, разносились по общежитию ароматы, сводившие с ума всех обитателей, привыкших к постным запахам столовки. Это колдовала Полина Семеновна.
Ремизов снова бегал по магазинам, заглянул по знакомству в буфет «Прибоя».
Приближался торжественный час. В комнате Нины и Веры был накрыт стол. Такой, за который не стыдно было посадить Виленского.
Мажарова, одетая в новое платье (результат последнего визита Фаины Петровны) и туфли, не могла найти себе места.
Вера и Антон дежурили внизу, в вестибюле, чтобы торжественно встретить и проводить жениха к невесте. Вольская-Валуа несла вахту на кухне у духовки, в которой томилась индейка.
И когда в дверь раздался стук, Мажарова подскочила к ней в один миг.
В комнату ввалилась Крюкова. Она была в стареньком платье, сбившейся косынке и с узелком в руках.
Мажарова так и застыла с открытым ртом.
Валентина Павловна, не поздоровавшись, плюхнулась на стул.
– Нина, вы передали кому надо деньги?– задыхаясь спросила она.
– Конечно! – пришла наконец в себя девушка.– Но почему вы здесь? Вас не должны видеть у меня! Ни в коем случае!
Но Крюкова ее не слушала.
– Звонили… Инспектор…– лепетала она в ужасе.
– Откуда? Какой еще инспектор? – опешила Мажарова.
– Откуда же еще могут, как не из милиции… Про ордер говорили…
– Ордер? – воскликнула Нина.
– Ну да! Вы же сами говорили, что следователь показывал ордер на арест…
– Что вы мелете? Никто нас арестовывать не собирается! И кто вам сообщил такую чушь? – зло сказала Мажарова.