Рассказы и повести
Шрифт:
Стукнула входная дверь. Сорокин выглянул в коридор.
– Прошу сюда,– сказал он кому-то.
В комнату вошел судмедэксперт.
– Мы еще поговорим с вами. Подробнее,– сказал Кашелев.
Он попросил Велемирову побыть пока в другой комнате. Та вышла.
– Ну что ж, приступим,– предложил Кашелев врачу.
Он разъяснил понятым, что от них требуется.
Начали с осмотра трупа.
– Смерть наступила скорее всего от асфикции,– сделал вывод судмедэксперт.– Типичные признаки… Как сами понимаете,
– Ясно,– кивнул Кашелев.
– Да,– добавил врач,– обратите внимание на царапины на теле умершей.
И он указал на несколько свежих царапин на щеках, шее и руках Маргариты Велемировой.
– Вы можете объяснить их происхождение?– спросил Кашелев.
Судмедэксперт пожал плечами.
– Прижизненные?
– Скорее всего, да,– кивнул врач.
Кашелев почему-то вспомнил кошку, зашипевшую на людей в кухне. Она принадлежала умершей.
Врач сел писать предварительное заключение, а следователь приступил к составлению протокола осмотра места происшествия.
Помимо вешалки и кушетки, на которой лежала покойница, в комнате еще были аккуратно застеленная железная кровать с панцирной сеткой, трехстворчатый шкаф с зеркалом, раздвижной стол, накрытый льняной скатертью, этажерка с книгами, четыре стула, тумбочка. На ней – настольное зеркало, пудра, флакон духов «Красная Москва», расческа.
Над кроватью висел коврик, над кушеткой – увеличенная семейная фотография в рамке под стеклом. Мужчина и женщина, оба лет тридцати – тридцати пяти, за ними стояли мальчик-подросток и девочка со светлыми косичками.
«Наверное, Маргарита»,– подумал Кашелев про девочку.
И от этой фотографии у него сжалось сердце. Улыбающееся детское лицо, раскрытые всему миру счастливые глаза…
И вот теперь Маргарита лежит на кушетке под фотографией, уйдя из жизни сама, по своей воле.
Веревка, на которой она повесилась, валялась у вешалки. Крепкая, новая пеньковая веревка.
Вокруг настольного зеркала веером торчали фотографии артистов: Евгений Самойлов, Владимир Дружников, Павел Кадочников, Любовь Орлова, Вера Марецкая, Людмила Целиковская.
Кумиры тех лет.
Рассматривая снимки артистов, Кашелев задержался на Орловой. И вдруг подумал, что умершая чем-то похожа на нее. Такой же мягкий женственный овал лица, пышные светлые волосы, разлет бровей.
Затем следователь ознакомился с расположением всей квартиры. Выяснилось, что две комнаты занимали родители Георгия, мужа умершей. В четвертой жила одинокая женщина, которая в настоящее время находилась на работе. Помимо коридорчика и кухни, других помещений не было. Туалет находился на улице. Отапливались печами. Дрова и уголь хранились в сарайчике неподалеку от дома.
Понятые подписали протокол, и Кашелев отпустил их.
Судмедэксперт уже закончил составлять предварительное заключение. Вручая его Кашелеву, он спросил:
– Труп можно отправить в морг?
– Да, конечно,– ответил следователь.
Санитары положили на носилки тело, накрыли простыней. Вынести носилки оказалось не так просто: слишком узок был коридорчик.
Свекровь покойной, наблюдая за тем, как мучаются мужчины в белых халатах, спросила срывающимся голосом:
– Товарищ следователь, когда хоронить-то можно, а?
– Через два-три дня,– ответил Кашелев.– Позвоните мне.
– Пятого, что ли? В праздник?– произнесла со вздохом Велемирова.– Может, раньше?
«У людей такое горе, а я с ними официально, сухо»,– подумал Кашелев и извинительно пробормотал:
– Хорошо, хорошо… Постараемся раньше…
– Спасибо, товарищ следователь,– сказала Валентина Сергеевна и вдруг всхлипнула: – Люди радоваться будут, праздник справлять, а у нас – поминки…
Кашелев впервые видел ее слезы. Видимо, она могла сдерживать себя. И вообще, производила впечатление серьезной, несуетливой женщины.
– Мне нужно кое-что выяснить,– сказал Кашелев.
– Это понятно. Работа у вас такая… Может, зайдете к нам в комнату?
– Сначала я хотел бы поговорить с Николаем Петровичем.
– Поговорите, почему бы нет,– сказала Велемирова.
Ее муж был на кухне. Услышав, что с ним желают побеседовать, он поспешно загасил папироску в старом блюдце с отбитыми краями и прошел с Кашелевым на половину, что занимал с женой.
Комната была побольше той, в которой жили Георгий и Маргарита. И обстановка получше.
Уселись за стол. Кашелев вынул бланк протокола допроса свидетеля и стал заполнять данные Велемирова. Николай Петрович наблюдал за действиями следователя с безразличием, на вопросы отвечал неохотно и односложно. У Велемирова было морщинистое темное лицо, дряблая кожа, на шее висевшая складками. Следователь удивился, что ему всего пятьдесят три года. Выглядел он лет на десять старше.
– Где работаете? – спросил Кашелев.
– В ЦЫ шлка,– буркнул Велемиров.
– Где, где? – переспросил следователь, потому что ко всему прочему у Николая Петровича была жуткая дикция: проглатывал буквы, а то и целые слоги.
– Там,– показал куда-то Велемиров.– В Теплом проезде…
С трудом Кашелеву удалось понять, что речь идет о Центральном научно-исследовательском институте шелка.
Выяснилось, что Велемиров имеет среднетехническое образование – закончил в двадцатых годах тракторный техникум.
– Расскажите, пожалуйста, как все случилось,– попросил Кашелев.– Только подробнее.
– Подробно, значит…– медленно проговорил Велемиров. Он достал из кармана пиджака пачку «Беломора», закурил. Руки у него дрожали.