Рассказы и сказки
Шрифт:
Пожалуй, на этом можно бы закончить историю о Малыше. Всё случилось именно так, как думал Пятнистый. После его смерти вожаком стаи сделался Малыш. И хотя он больше не рос, а так и оставался небольшим дельфином, не было в Чёрном море вожака умнее и справедливее его. Он всегда знал, в какое время подходит к берегу ставрида и скумбрия, каких пароходов и катеров следует бояться, и мог освобождать из любых сетей запутавшихся дельфинов.
И всё-таки это ещё не конец истории.
Девочка вернулась в Батуми — на этот раз навсегда. Она стала здесь жить и ходить в школу, а ещё — помогала Бородатому. Во всём этом не было бы ничего странного или необычного, если бы с некоторых пор её родители и соседи и даже её друг — Бородатый — не стали замечать, что она часто по вечерам уходит одна на пляж.
Если ночью ожидается дождь, солнце над Батуми идёт к закату красное. Оно опускается в лиловые облака. Облака громоздятся друг на друга, и в щелях между ними, как иглы морского ежа, торчат красные солнечные лучи.
В такие вечера на городском пляже мало народу. Сложенный из серой гальки пляж тянется вдоль всего побережья от реки Чорох до Батумийской бухты. За пляжем, отделяя его от городских домов, начинается бульвар. Там шелестят крепкими, как картон, листьями невысокие пальмы и одуряюще пахнет лавром.
Вечерами на пляж приходит девочка. Она сбрасывает платье, входит в воду, нагибается, берёт два камня и начинает постукивать ими. Она держит камни у самого дна. Короткие щелчки разбегаются во все стороны, гаснут, если они устремляются вдоль берега, и несутся беспрепятственно и далеко, если направлены в море.
И тогда в лиловой вечерней воде показывается чёрная точка, она мчится, то исчезая, то появляясь, прямо к берегу, и скоро становится видно, что это кривой, изогнутый плавник. Последние метры дельфин плывёт, не погружаясь, и красные блики заходящего солнца вспыхивают на его гладкой блестящей коже.
Малыш подплывает и тычется носом в колени девочке. Она гладит его по голубоватой морде, а он пыхтит и делает вид, что хочет вырваться из детских ладоней.
Потом девочка делает шаг вперёд — глубина здесь увеличивается очень быстро, — и они плывут прямо в море навстречу темноте, чтобы там, невидимые для случайных посетителей пляжа, вести свои продолжительные беседы и игры.
Они плавают так до тех пор, пока небо на востоке не станет совсем чёрным, а в противоположной стороне тучи, если они есть, не обнимут весь горизонт.
Тогда они направляются в сторону берега. На бульваре уже вспыхнули огни, и поэтому серая полоска пляжа кажется белой. Они подплывают, девочка становится ногами на зыбкое каменистое дно, хлопает дельфина по спине, и тот, круто повернувшись, устремляется назад.
…Если дождь не ожидается, закат в Батуми короток и одноцветен. Едва только скатится за горизонт оранжевая капля солнца, сумерки наполняют аллеи и красят в голубой цвет галечный пляж.
По нему идёт девочка. Круглые голыши щёлкают в такт её шагам. Подошвы скользят. Девочка спотыкается, и при этом короткие волосы падают ей на лицо. Она отбрасывает их, поворачивается и смотрит на море. По тёмной его поверхности удаляется, вспыхивая и угасая, пенная точка. Небольшой дельфин стремительно плывёт назад к стае, которая терпеливо дожидается своего вожака.
Лоцман Машка
Город стоял на берегу лимана. В лимане кончалась река Амур. Ближе к реке дома в городе были двухэтажные, подальше — в один этаж. За одноэтажными домами начиналась тайга. Амур плыл мимо города жёлто, неторопливо. В лимане за далёкой полосой сахалинского берега целый день кочевали облака.
Это был город лесорубов, рыбаков, лоцманов.
Июльским днём из города в лиман вышел катер с баржей.
Стучал дизелёк, баржонка на провисшем стальном тросе рыскала из стороны в сторону. В рулевой рубке рядом со старшиной катера стоял лоцман.
— Та-ак, — сказал лоцман и посмотрел на маленький катерный компас. Чуть левее бери: сейчас под берегом буй откроется. От него и пойдём.
Показалась цепочка буёв — красные конические бочки с решётчатыми башенками. На башенках поблёскивали резными стёклами фонари.
— Страшное дело, — сказал старшина, — сколько река песку, глины тащит. Мель на мели. Работает Амур!
Лоцман кивнул и закашлялся.
— Скрипишь? — спросил старшина.
Лоцман не ответил. Он поправил на голове порыжевшую фуражку с кокардой и приоткрыл железную дверь.
В рубку ворвался холодный воздух.
Под дверью кто-то повизгивал.
— Машка, — сказал сердито лоцман, — опять сюда пришла? Марш на место!
В дверь просунулась чёрная медвежья голова. Машка посмотрела на людей, шумно вздохнула, блеснула белой салфеточкой на груди и исчезла.
По железной палубе зацокали когти.
Лоцман посмотрел ей вслед.
Машка устроилась около машинного люка на коврике из верёвок. Она возилась, отворачивалась от брызг, летящих через борт, скулила.
— Через три часа к «Победе» подойдём! — сказал лоцман, возвращаясь в рубку. — Отлив сейчас. Полной воды там ждать будем!
К рыбачьему колхозу «Победа» подошли под вечер. Над синими сопками на западе уже зеленело небо.
Заметив катер с баржей, на берег высыпали рыбаки. Двое из них прыгнули в лодку, оттолкнулись, пошли навстречу.
— Прохору Петровичу! — крикнул один рыбак. — Газетки свежие есть?
Прохор Петрович бросил в лодку пачку газет, перевязанную бечёвкой. Он стоял у борта, у его ног тёрлась Машка.
Лодка ударилась о катер. Машка встала на задние лапы и, положив морду на цепной поручень, посмотрела на рыбаков. Рыбак нагнулся и вытащил из-под скамейки серебристую скользкую горбушу.
Машка поймала рыбину на лету, уселась и, радостно урча, принялась её грызть.
— Избалуешь её! — сказал Прохор Петрович рыбаку в лодке. — Она и так это место от самого города ждёт.