Рассказы и сказки
Шрифт:
— Как стричь? — спросила она, двигая ручками машинки.
— С одеколоном! — выпалил Вовка.
Женщина рассмеялась.
— Я не про то. Чубчик оставить?
— Оставить…
Парикмахерша прошуршала машинкой по затылку, поскрипела ножницами за ушами и ловко — чик, чик! — подрезала чёлку.
— А теперь закрой глаза! — скомандовала она.
Вовка крепко зажмурил веки. Пшш-ш-ш! — пахучее облако заклубилось вокруг его головы.
Вовка не дышал. Он не слышал ни взволнованного маминого голоса в коридоре, ни крика на перроне: «Володя, Володя!» — ничего.
Как во сне, он выбрался из кресла, отдал в окошко кассы полтинник, получил сдачу и вышел.
Мамы на почте не было. Перепуганный Вовка бросился в коридор, выскочил на привокзальную площадь — мамы нет! — вернулся в здание и, наконец, выбежал на перрон.
Глава третья
На перроне было пустынно. На чёрной, залитой нефтью, посыпанной крупным песком земле лежали белые полосы рельсов. Тускло светили красно-зелёные светофоры. Два паровоза медленно катили по дальнему пути состав. Между красными товарными вагонами, как окна, просвечивали низкие платформы. На платформах стояли грузовики; на одной — старый, видавший виды экскаватор. Он поблёскивал истёртыми гусеницами и задумчиво кивал опущенным ковшом.
Позади Вовки послышалось рычание.
Он обернулся.
Через рельсы прямо на него шёл здоровенный чёрный пёс. Он перепрыгнул через последний рельс и очутился на перроне.
Вовка попятился.
Заметив, что его боятся, пёс зарычал. Шерсть на его загривке поднялась дыбом.
Вовка начал медленно отступать. Он отступал до тех пор, пока не упёрся спиной в вокзальную стену.
Пёс шаг за шагом преследовал его. Когда Вовка остановился, пёс оскалил зубы и, делая вид, что готовится к прыжку, присел на задние лапы.
Вовка закрыл лицо руками. В этот момент послышался глухой удар, собачий визг и звуки удаляющихся прыжков.
Когда Вовка отвёл руки от глаз, по перрону удирал, поджав хвост, чёрный пёс, а мальчишка в замусоленной школьной куртке, без фуражки швырял вслед ему обломки палки.
Швырнув последний обомок, мальчишка сунул в рот два грязных пальца и пронзительно засвистел.
Пёс взвыл и, как ошпаренный, метнулся за угол.
— Ну чего? Испугался? — сказал мальчишка и повернулся к Вовке.
Вовка промолчал.
— Ботинки какие у тебя фасонистые! — продолжал мальчишка. — Ты откуда? С поезда?
— С самолёта.
Мальчишка присвистнул.
— Вона! С кем?
— С мамой.
— А она где?
— Не знаю.
Мальчишка быстро сообразил, в чём дело.
— Пошли поищем её, — предложил он. — Тебя как звать? Вовкой? А меня… — он хитро подмигнул, — Григорием. Айда!
На вокзале Вовкиной мамы нигде не оказалось. Около автобусной остановки им сказали, что молодая женщина, которая ищет сына, только что побежала в направлении базара.
— Пошли и мы туда! — сказал Григорий. — Тут недалеко. У тебя деньги есть?
Вовка показал гривенник.
На базаре стояли покосившиеся лотки, кипела шумная разноголосая толпа. Лотки были завалены картошкой и рыбой.
Мамы и здесь не было.
Ребята ходили по базару долго, устали, купили на гривенник стакан смолистых, мелких, как семечки, орехов, на ходу щёлкая их, выбрались из толпы, узкими немощёными переулками вышли на берег реки. Вода в реке была холодная как лёд и очень прозрачная. В ней просматривалась каждая песчинка, на дне были видны булавочные глазастые мальки.
Мальчики сели верхом на гранитные, тёплые от солнца камни.
Говорил и спрашивал Григорий. Вовка односложно отвечал. Он хотел спать. Ему было тепло на шершавом камне. Ветерок тихо перебирал медные проволочки волос. Испуг проходил, и понемногу начинало казаться, что всё уладится, мама найдётся сама собой и ничего особенно страшного не случилось.
Григорию скоро надоели вялые Вовкины ответы.
— Знаешь что, — сказал он, — пойдём ко мне?
— А мама?
— Да я тут рядом — в Курятне!
Они снова прошли базар, миновали несколько улиц и остановились перед низкой чёрной избой, стоявшей в ряду таких же низких и чёрных домов.
— Сто лет нашей Курятне! — сказал Григорий. — Заходи, дома никого. Мамка пути чинит… У тебя отец кто?
Вовка покраснел.
— Нет его?.. И у меня нет. Твой что — тоже сбежал?
Вовка вздрогнул.
Григорий, не ожидая ответа, ввёл Вовку в тёмную полупустую комнату и быстро обшарил в ней все углы.
— Пожрать даже нечего, — проворчал он. — Что делать будем? Может, продадим чего? Покажи штиблеты… — Он поколупал пальцем подошву: — Хороши, десятку дадут.
Вовка не успел опомниться, как Григорий сгрёб ботинки, а взамен их выбросил из-под кровати разбитые башмаки:
— Бери. Почти новые!
Григорий ушёл. Вернулся он через полчаса, довольный, с лоснящимися губами и большим свёртком в руках.
В свёртке оказались две буханки хлеба, колбаса и банка зелёного повидла.
— Живём! — веселился Григорий. — Налетай, горячее!
Ребята стали есть, ломая хлеб руками, по очереди доставая повидло ложкой.
В дверь кто-то стукнул. В комнату вошёл мужчина в кожаном пальто, сапогах и кожаной кепке. В руке он держал жёлтую парусиновую сумку.
Увидев Вовку, вошедший остановился.
— Это кто у тебя? — спросил он Григория.
— Приезжий, Пал Фанасич, мать потерял.
Кожаный человек внимательно оглядел Вовку.
— Потерялся, значит? Нехорошо это, нехорошо… Дело у меня к тебе, обратился он к Григорию. — Всё то же, старое.