Рассказы и сказки
Шрифт:
Хлудов-младший собрался с силами и, не теряя способности держаться сравнительно вертикально, под приветственные клики лондонских граждан нацарапал на цинковом прилавке бара хотя и не без труда, но вполне разборчиво слова "Никита Хлудов".
– Вы третий за всю историю нашего заведения, совершивший подобный подвиг, - сказал хозяин бара, - поэтому по традиции я не возьму с вас ни одного пенса. Выпивка за счет заведения.
– А кто же первые двое? - поинтересовался Хлудов-младший.
– Вы можете прочесть их имена здесь, - ответил хозяин бара, сняв с прилавка дощечку, под которой хранились исторические автографы, и Хлудов-младший не без труда разобрал две подписи, нацарапанные вилкой на русском языке: "Хлудов Артамон" и "Хлудов Степан".
Он
– А вот несколько из другой оперы. Некогда существовал в нашем городе постовой городовой по фамилии Васильев, человек пожилой, но замечательный тем, что ловко умел спасать людей. Напрактиковался. Как увидит сверху, с бульвара, со своего поста, что кто-нибудь тонет, так сейчас же бежит вниз, бросается в Волгу и спасает. Верите ли - семнадцать человек спас. Знаменитость на весь город. Шаляпин в своем роде. А ведь, заметьте себе: самый простой, незаметный, необразованный городовой. Бывают же такие явления!
Однажды он спас единственного сына местного богача-миллионщика. Уж как был рад папаша, ни словами сказать, ни пером описать! Помилуйте: единственный сын, наследник, утешение в старости, надежда фирмы, продолжатель рода! Велел купец позвать к себе спасителя и говорит ему: ты, говорит, сам не знаешь, какое для меня благодеяние сотворил. За это я хочу тебя наградить по-царски. Ничего для тебя не пожалею. Хотя бы половину капитала. Требуй чего хочешь. Все для тебя сделаю.
– Покорнейше благодарю, - говорит, - ваше степенство, ничего мне от вас не надо, так как я спас вашего сынка не корысти ради, а по совести, а окажите мне великую милость, помогите, чтобы исполнилась заветная мечта всей моей жизни.
– В чем же твоя мечта? - спрашивает купец.
– Не знаю только, в силах ли вы, ваше степенство...
– Я все в силах! Говори.
– Хочу поступить в гимназию.
– Помилуй! - вскричал купец и даже засмеялся от крайнего удивления. - В гимназию, братец ты мой, маленьких детей принимают, ну, в крайнем случае молодых людей, а тебе ведь небось лет сорок.
– Сорок два-с, ваше степенство.
– Ну вот видишь. Как же ты будешь на одной парте с малышами сидеть? Кроме того, ты, так сказать, городовой, полицейский чин, какая же может быть для тебя гимназия? Тебя туда ни под каким видом не примут. Даже если я весь учебный округ подмажу и самому господину министру дам хабара. Нет, брат, это решительно невозможно, даже при моей силе. Проси чего-нибудь другого.
– Ничего мне другого не надо. Хочу в гимназию.
И только.
Уж как с ним купец ни бился, ничего не мог поделать. Уперся городовой на своем - и баста. Это, говорит, моя единственная мечта жизни.
Вы подумайте, дорогие товарищи: простой, обыкновенный городовой, а в гимназию захотел на старости лет! Вот ведь какие случаи с русским человеком бывают. Не что-нибудь, а мечта-с!
Он прослезился, вытер носовым платком глаза, откашлялся, сплюнул мокроту в специальную карманную черепаховую коробочку, защелкнул ее аккуратно и спрятал в карман. Затем вставил в длинный мундштук египетскую сигарету, вынув ее ногтем из зеленой пачки, закурил и стал глядеть в пыльный сад, который спускался несколькими террасами к серокаменному вулканическому берегу мглистого Неаполитанского залива, охваченного зноем.
Мы ждали продолжения, но он молчал.
– Ну, а что же потом?
– Вы про что? - спросил он с недоумением.
– Про этого городового.
– Ах, про Васильева. Да что же потом? Ничего. Утонул.
– Как утонул?! - воскликнули мы в один голос.
– Очень просто. Спасал восемнадцатого человека и утонул.
Слово "утонул" он произнес очень отчетливо и вкусно, с круглым ударением на "о", с двумя глубокими гласными "у" по краям, которые как бы вдруг окрасили все это влажное слово зелено-голубым цветом таинственных водяных недр, - и сейчас же, помахав перед лицом
– Между прочим, я вам никогда не рассказывал, как на Нижегородской ярмарке наши купцы поспорили с английскими?
– Нет, не рассказывали. Расскажите.
– Могу. Так вот, стало быть, поспорили наши русские купцы с англичанами, чьи приказчики - наши или английские - могут больше выпить. Заключили, знаете ли, грандиознейшее пари. Засим зафрахтовали пассажирский пароход, нагрузили его всеми видами крепких напитков и соответствующих закусок, отрядили две команды испытаннейших приказчиков - одну команду английскую, а другую русскую - и велели плыть на этом пароходе от Нижнего до Астрахани и все время пить. Кто кого перепьет и споит, та нация и выиграла. Как видите, условия простые и ясные. Вот пароход отправился вниз по матушке по Волге, а русские и английские купцы засели в отдельном кабинете лучшего ярмарочного ресторана и ждут телеграмм о ходе соревнования, которые обе команды должны были посылать с каждой пристани. Через некоторое время пришли первые телеграммы - от наших и от ихних - примерно одинакового содержания. Русская депеша гласила: "Уповаем на господа бога, идет водка под соленые огурчики и жигулевское пиво, под моченый горошек и ржаные сухарики, уже выпили море, англичане не отстают, миновали Чебоксары, Казань, отваливаем в Симбирск. С уважением и надеждой артель русских приказчиков-патриотов". Через несколько дней прибыла вторая телеграмма, из Саратова: "Водку и пиво порешили под чистую, перешли на мадеру и херес, держимся стойко, англичане молодцы, не отстают. Русские служащие". Еще через недельку депеша гласила: "Проследовали Камышин, с божьей помощью кончили мадеру, херес, коньяк и прочее подобное, мы ни в одном глазу, голова свежая, только ноги, англичане малость приуныли, однако идут с нами наравне, ноздря в ноздрю, и не отстают, но мы надеемся. Российские". Следующая телеграмма пришла из Царицына: "Только что кончили легкие виноградные вина и шампанское, держимся во славу русского оружия, англичане молодцы, однако еле поспевают, благодетели, не сомневайтесь, не подведем, надеемся на ликеры. Православные".
Затем наступила томительная многодневная пауза, после чего в отдельный кабинет пришла всего одна телеграмма, от русской команды:
"Между Царицыном и Астраханью положили английских на зеленом шартрезе. Славяне".
Мы все засмеялись, а он, как опытный рассказчик, даже бровью не повел. Было это лет сорок тому назад, в Сорренто. Помню его небольшое скуластое лицо и артистические руки, оранжевые от постоянного итальянского загара, его кукурузно-желтые усы, нависшие над хорошо выскобленным солдатским подбородком, и ежик шафранных, еще совсем не седых волос над узким скульптурным лбом. Он был в темно-голубой элегантной рубашке с длинным ультрамариновым галстуком самого высшего качества, который красиво лежал на его несколько впалой груди.
Худой, сутулый, сухой, с носом буревестника и пытливыми невеселыми голубыми глазами, устремленными вдаль.
А пиджак висел на спинке соломенного стула: превосходно сшитая вещь из первоклассного английского материала. Пиджак этот Алексей Максимович с гордостью любил называть:
– Гранитовый!
1965
СКАЗКИ
ДУДОЧКА И КУВШИНЧИК
Поспела в лесу земляника.
Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко.
Пришли они в лес и стали собирать ягоду: кто раньше наберет.
Выбрала мама Жене полянку получше и говорит:
– Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи собирай.
Женя вытерла кувшинчик лопухом и стала ходить.
Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ничего не нашла и вернулась с пустым кувшинчиком.
Видит - у всех земляника. У папы четверть кружки. У мамы полчашки. А у маленького Павлика на блюдечке две ягоды.
– Мама, а мама, почему у всех у вас есть, а у меня ничего нету? Ты мне, наверное, выбрала самую плохую полянку.