Рассказы и сказки
Шрифт:
– Эй вы, соловьи, чего расселись, – пора на работу! – кричал на мальчишек дозорный Павлыч. – Жалованье любите получать!..
Рудобойцы расходились по пожогу к своим кучам руды. У всякого было своё место, и дозорный Павлыч осматривал перед обедом, сколько кто наробил. Все робили из подёнщины [24] ,
Тяжело было приниматься за эту несложную работу, и Прошка всегда чувствовал, как у него ноет спина, а руки едва поднимают железный молоток, насаженный на длинном черенке. Все обыкновенно принимались за работу молча, и в пожоге было слышно только тюканье молотков по камню, точно землю клевала железными носами стая каких-то мудрёных птиц…
24
Подёнщина – здесь: плата за день работы.
Прошка работал недалеко от огня и скоро согревался за работой, спина и руки помаленьку отходили.
– Ай да молодцы!.. Похаживай веселее!.. – выкрикивал главный доменный мастер Лукич, приходивший посмотреть, ладно ли ребятки крошат «крупу на кашу старухе». «Старухой» он называл доменную печь.
Лукич, широкоплечий бородастый мужик, с вечными шуточками и прибаутками, был общим любимцем на фабрике. По праздникам он подыгрывал на берестяной волынке [25] , когда рабочие затягивали заводскую песню. Он приходил на пожог, выкуривал трубочку около огонька, шутил с ребятишками и уходил к своей «старухе».
25
Волынка – народный музыкальный инструмент.
В пожоге работали только сироты да дети самых бедных мужиков. Прошка, провожая Лукича глазами, думал о своём отце, который не пустил бы его на пожог, где работа была такая тяжёлая, особенно по зимам… Другие ребятишки думали то же, что и Прошка, и в детские головы лезли невесёлые мысли о той бедности, которая ждала их там, по своим углам…
– Нет тяжелее нашей работы, – толковали мальчики, делая передышку. – Из плеча все руки вымотаешь, а спина точно чужая… Едва встанешь в другой раз…
– А вот в корпусе славно робить, кто около машины ходит…
– Уж это что говорить: известное дело, – ходи себе с тряпочкой да масло подтирай; вся твоя и работа, а подёнщина та же.
– В тепле, главное.
– Страсть, как тепло. Пар из машинной так и валит, как двери отворишь!
Попасть в тепло, куда-нибудь к «машине», казалось счастьем для этих голодавших и холодавших ребятишек. Да на хороших местах перебиваются отцовские дети, а голытьбу не пустят… Вон у дозорного Павлыча сын там ходит; тоже у плотинного, у машиниста.
Дети завидовали счастливцам и ещё сильнее мёрзли, работая до онемения рук.
Прошка колотился вместе с другими и в общем горе забывал своё.
Время до одиннадцати часов, когда «отдавали свисток» на обед, было самое тяжёлое, точно и конца ему нет.
В одиннадцать часов гудел свисток, и рабочие шли домой обедать. На плотину из ворот Евтифея высыпала толпа рабочих, подёнщиц, мальчишек. Все торопились, чтобы поесть и закусить. На фабрике оставались кое-какие рабочие, которым нельзя было отлучиться от своего дела; им приносили обед на фабрику. Маленькие девочки тащились к ним с котелками да бураками [26] в руках и терпеливо дожидались, когда отцы или братья кончат обед, чтобы отправиться домой.
26
Бурак – здесь: круглая коробочка из берёсты.
Конец ознакомительного фрагмента.