Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)
Шрифт:
Кто был источником приказа? Кто отдавал его? Командир батальона? Командир бригады? Или комбриг получил приказ от ещё более высокого командира? Именно первого мая взять Росток. И никаких гвоздей! Допустим. Но у этого комбрига в бригаде разведка была? Ведь даже, кроме подразделения разведки, в штабе бригады сидел начальник разведки. Тот самый, который получал свои ордена, ни разу и близко не подвергаясь опасности. Мог он приказать осмотреть неохраняемый мост? Можно было после этого послать сапёров убрать или обезвредить мину?
А зачем это отдававшему приказ? Зачем, можно сказать, в последний день войны менять принятые привычные и установленные правила
Такое мне отлично известно из личного опыта. Я очень хорошо помню, как получал приказы. А ведь можно считать, что мне повезло иметь относительно неплохих командиров. Я очень хорошо помню, как мой командир батальона, отдавая мне нелепый приказ, явно переживал и старался сдобрить этот нелепый приказ, угощая меня стаканом водки. Он знал, что посылает меня на бессмысленную гибель. Надеялся ли он, что я каким-то невероятным способом выполню этот преступный приказ и даже не погибну? Возможно.
И ведь действительно приказы я каким-то невероятным образом выполнял. Или, вернее, старался выполнить. При этом за очень продолжительный срок пребывания в бригаде прорыва (продолжительный по военным меркам выживания танкиста), за восемь месяцев потерял всего четыре танка, в которых был членом экипажа. Командиром. То есть, знал, на что я обрекаю четырёх моих подчинённых, закупорённых вместе со мной. То есть, был не только самоубийцей, но и убивцем. В первом танке был убит один. Во втором танке был убит один. В третьем танке были убиты трое. В четвёртом танке убиты трое. Два тяжело ранены. И ещё, кроме танкистов, убиты шесть десантников. На третьем танке тоже были десантники. Бойцы штрафного батальона, сформированного из офицеров, освобождённых из плена. Возможно, батальон был не штрафным, а штурмовым, но они называли себя штрафниками. Эти десантники погибли не на танке. Контузии, лёгкие ранения, ожоги во внимание не принимаю.
Из заметки мне известно, что погибшие танкисты были гвардейцами. Из какого подразделения? Ясно, что бригада гвардейская. Отдельная, или входившая в корпус? Думаю, что в архиве сейчас можно найти эти данные. Известно, что часть наступала на Росток. Значит, это Второй Белорусский фронт. Как там первого мая 1945 года сообщили родственникам о гибели танкистов? Знали ли родственники, где похоронены их близкие? Сомневаюсь. Погибшие ведь не были похоронены. Только сейчас немцы похоронили их в центре Ростока, а найденную тридцатьчетвёрку поставили как памятник.
Каждый раз, когда мы с женой приезжаем в Германию, или когда в Чехии я сталкиваюсь с немцами примерно моего возраста, во мне оживает война. Но могу ли я не испытывать благодарности немцам за похороны погибших советских танкистов, за тридцатьчетвёрку, ставшую памятником? И это при том, что до сих пор валяются непохороненными кости советских воинов на территории бывшего Советского Союза.
Благородный доброволец-энтузиаст прислал мне из Украины письмо. Он занимается историей 130-й стрелковой дивизии. В этой дивизии рядовым пехотинцем я начал войну. Потом стал в ней командиром взвода. Потом был ранен. Ничего нового не сообщу, рассказав о наших невероятных потерях. Так вот, только сейчас, через семьдесят один год после гибели похоронены погибшие.
Похоронены
Как же при этом не оценить благородства немцев? И вообще, против моего желания, больше того – при моём отчаянном сопротивлении внезапно возникают соображения, требующие ревизии прочно устоявшихся в моём сознании стереотипов о войне и её участниках. Я ведь продолжаю праздновать День победы, и в этот день один раз в году надеваю пиджак со всеми орденами и медалями.
Относительно недавно я прочёл книгу отважнейшего немецкого лейтенанта, танкового аса. Надо ли объяснять моё отношение к фашисту, уничтожившему самое большое количество советских и американских танков? Но главное – советских. Их несравнимо большее количество в списке уничтоженных им танков. И вдруг выясняется очень существенная деталь его биографии. Самую высокую военную награду, железный крест с дубовыми листьями, должен был вручать ему Гитлер. Но фюрер был занят и поручил это Гиммлеру. Во время обеда в честь награждения Гиммлер предложил лейтенанту перейти из вермахта в вафен СС со значительным повышением звания и должности. Танкист поблагодарил и отказался, понимая, что отказ не может не быть воспринятым, как отказ солдата стать национал-социалистом, понимая, как это опасно.
Поэтому сейчас, когда я уже не ярый коммунист, каким был в должностях от командира танка до командира танковой роты, несколько иначе воспринимаю соображения танкиста, командира «тигра», воевавшего против меня.
Воевать он начал в конце 1943 года. К мирному населению не прикасался. Даже, в отличие от меня, против пехоты фактически не воевал. Только против танков. О! Я хорошо помню, что такое «тигр»!
Я хорошо помню, как, побив все рекорды скорости танка, мы драпали, увидев «тигры» в засаде. Третий танк, в котором я воевал, был подбит «тигром». С механиком-водителем мы выскочили и трое суток прятались на кладбище в склепе, рядом с которым стоял «тигр». Может быть, тот самый, который подбил нас.
Последнее наступление. Январь 1945 года. «Тигр» нагло, безбоязненно, не маскируясь, стоял перед опушкой леса, и в течение примерно двух минут уничтожил шесть тридцатьчетвёрок, в которых командирами были только что выпущенные из училища младшие лейтенанты, даже минуты ещё не бывшие в бою. Шесть тридцатьчетвёрок из десяти, которые колонной, неизвестно как и неизвестно откуда, появились и подставились «тигру». Представляете себе? Колонной! Как на параде! Четыре машины, прыгая под огнём по заснеженному полю, мне удалось увести в укрытие, за которым прятались мои танки. Я до сих пор в глубине души горжусь тем, что моя тридцатьчетвёрка хоть в малейшей мере сумела отомстить этому «тигру». Мы уничтожили его.
Тридцатьчетвёрка против «тигра», что Давид против Голиафа. Нет, некорректно это сравнение. Это только, если сравнивать металл. Беда в том, что тридцатьчетвёрке очень редко доставалась голова Давида. А в «тиграх» сидели не тупые Голиафы. Нет, в них были умеющие думать и воевать. Но откуда могли появиться головы для тридцатьчетвёрок, если в танковом училище значительную часть времени будущие командиры занимались гениальным учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и строевой подготовкой, а из танка почти не стреляли. Представляете себе, как мне на командирском сидении был необходим строевой шаг? А этот самый танковый ас, по его описанию, прошёл длительную и очень серьёзную подготовку, которая мне и не снилась.