Рассказы Ивана Саввича Брыкина о 10 правителях России
Шрифт:
Вижу, государь наивнимательнейшим образом мундир мой рассматривает, ни одной пуговицы не пропуская, потом улыбнулся слегка и кивнул мне милостиво. Слава тебе Господи, пронесло - никаких недостатков, стало быть, в моём облике не обнаружил!
– Говори!
– приказывает он мне и знак писарю делает, чтобы тот всё записывал.
Я рассказываю, коротко и чётко, по-военному, как раньше Измайлово процветало и как ныне в упадок пришло. Рассказываю и о том, как мы стараемся от полного разрушения его уберечь, но сил наших не хватает.
Тут государь Павел Петрович как стукнет тростью об пол, да как закричит сипло и надрывно:
– Вот до чего правление женское,
Я стою ни жив, ни мёртв: ну думаю, сейчас отправлюсь в Сибирь, - там, видно, и закончу свои дни. Однако государь обратился ко мне с прежней улыбкой, будто вовсе не кричал:
– Я тебя припоминаю: когда я ребёнком был, тебе уже шли немалые года. А сейчас сколько исполнилось?
– Девяносто первый год идёт, ваше императорское величество, - отвечаю.
– Так ты моего прадеда Петра Великого застал?
– спрашивает государь.
– Застал, ваше императорское величество, и даже был одарён им за службу.
– Отчего же ты до сих пор всего лишь губернский секретарь? При таком послужном списке?
– удивляется государь.
– Не могу знать, ваше императорское величество!
– говорю.
Государь вдруг как крикнет опять:
– Льстецы, подхалимы, лицемеры! Не по заслугам чины и награды получают, а старый верный служитель в забвении пребывает! Всем воздам, не глядя на лица и звания!
И снова мне улыбается:
– Теперь начинается правление мужское, рыцарское, и несправедливость, в отношении тебя допущенная немедля исправлена будет. Жалую тебя вверх на четыре чина: будешь коллежским асессором и майором.
– Премного благодарен, ваше императорское величество, - кланяюсь я и шляпой махаю.
– Однако позвольте спросить, какие последствия мой рапорт о состоянии Измайлова иметь будет?
– О том не беспокойся: рапорт твой в точности записан и надлежащий ход в канцелярии получит, - сказал государь и, в третий раз закричал: - Я беспорядки в державе российской искореню! У меня государство великого порядка будет!.. Ступай, господин майор, - говорит он мне затем.
– Я тобою доволен - служи, как прежде, и я тебя и впредь не забуду.
Вот такой разговор с государем Павлом Петровичем у меня вышел. Жалованную грамоту о моём производстве в коллежские асессоры и майоры я вскоре получил, а за ней пришла другая, по моему рапорту. Там было указано, что в соответствии с артикулом таким-то о порядке прохождения казённых бумаг, рапорт мой переправлен в канцелярию такую-то, откуда мне обязательный ответ ждать надлежит - и точно, пришёл ответ, что в соответствии с артикулом таким-то рапорт отправлен в следующую канцелярию для дальнейшего делопроизводства. Потом ещё три или четыре бумаги я получил, где извещалось, что рапорт мой движется в положенном порядке по надлежащим канцеляриям; дело продолжалось и после того как государь Павел Петрович внезапно скончался от апоплексического удара [26] - последнюю бумагу точь-в-точь с тем же текстом я получил из канцелярии нового государя Александра Павловича накануне французского нашествия.
Александр I
Государь-император Александр Павлович - десятый из государей наших, коих мне видеть довелось. Поелику он ныне на престоле, подробно рассказывать о нём остерегусь, да и нечего. Видел я его всего раз,
Очень он похож на бабушку свою Екатерину Алексеевну - и обличьем и манерами. Фальшь, что в ней была, ему передалась, а может, от семейных неурядиц ещё и прибавилась: Екатерина Алексеевна с Павлом Петровичем не ладили, что ни для кого не тайна, и Александру Павловичу, должно быть, не сладко в этой вражде приходилось. Чтобы бабушку не обидеть и отцу угодить, ему, верно, ужом приходилось изворачиваться, вот и привык к двуличию.
Коронация Александра Павловича проходила не токмо что торжественно, но с большим от народа восторгом - вот до чего регламент государя Павла Петровича всем надоел! В день коронации в Кремле от Красного крыльца до Успенского собора, от оного до Архангельского, а от сего до Благовещенского соборов сделаны были переходы и покрыты алым сукном. Государь вместе с государыней Елизаветой Алексеевной и вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной [27] прошли под большим красного бархата с позолотой балдахином в Успенский собор. Там были только чиновники первых пяти классов и высшее духовенство, а мы, простые зрители, не могли видеть обряда миропомазания на царствование, но возвещаемы были об оном залпами из ружей стоящих в Кремле гвардейских полков, пушечною пальбою и колокольным звоном.
Вскоре после того государь-император с супругою проходили из Успенского собора в Архангельский, а из него в Благовещенский, под тем же балдахином. На государе Александре Павловиче был мундир Преображенского полка и сверху порфира, на голове корона, а в руках скипетр и держава; возле него шла государыня Елизавета Алексеевна также в короне и порфире.
Надобно сказать о количестве зрителей, бывших внутри Кремля. Вся нижняя часть Ивана Великого до самой колокольни была уставлена скамьями для них, сидящих одних над другими, и даже самая колокольня наполнена была народом. Все крыши строений в Кремле также усыпаны были людьми, многие из которых, взлезши на высоту крыш и нашедши за что можно привязать кушаки, привязывались таким образом и висели во всё продолжение церемонии. Не было ни одной впадины на строениях, где бы не висел человек, с трудом держащийся за гладкие стены или углы.
Когда же государь вышел из Успенского собора, люди от небывалого восторга стали кричать, бросать вверх шапки, размахивать руками, и многие, не удержавшись на своих ненадёжных подмостках, падали вниз. Тут и там слышался глухой стук упавших тел и громкие проклятья неудачников; погиб ли кто во время этих торжеств, сказать доподлинно не могу, но если кто и погиб, то с великой радостью, отдавая свою жизнь за государя.
Дня через три состоялось народное гуляние в Сокольниках, где на обширном поле среди качелей и каруселей установлены были дощатые домики с вином и пивом, и широкие столы с жареными гусями, утками, индейками, окороками, яйцами, пирогами, калачами и прочими яствами тысяч на сорок персон. По краям врыты были берёзки с ветвями, и на каждой ветви по всем сучкам навязаны свежие яблоки.
Для начала праздника ждали государя, но перед самым его приездом вдруг кому-то пришло в голову, что подан знак к обеду; весь народ устремился к столам и в минуту расхватал все кушанья, сорвал яблоки и поломал не только деревья, но и столы. Досталось и домикам, которых много было сломано, а вино и пиво в них выпито, а ещё больше пролито. Говорили, что обер-полицмейстер Каверин произвёл сей беспорядок умышленно, потому как приготовленная пища далеко не соответствовала той сумме, какую получил он на угощение народа.