Рассказы (из разных сборников)
Шрифт:
V. Посещение
Хаджи Смион докурил папиросу, кинул взгляд в зеркало, надвинул фес на лоб и вышел из дому. Он отправился в гости к Мирончо, с которым они были старыми приятелями еще по молдавскому житью и даже приходились дальними родственниками, так что Хаджи Смион называет его халоолу {55} .
У Мирончо Хаджи Смион застал Мичо Бейзаде. Гость и хозяин сидели на скамейке в саду. Мирончо был в халате, пестрых туфлях и с знаменитым ночным колпаком на голове, выражавшим философско-эпикурейское мировоззрение его владельца. А именно, по объявлению Мирончо, положение кисточки на этом головном уборе имело разное значение: если она свешивалась назад, это означало: «Свет лжив»; если набок, то: «Что пользы грустить», а если вперед, то: «N’am grigea de nimeni» [13] . На этот раз кисточка говорила: «Свет лжив». И в самом деле, отличаясь весьма беззаботным, веселым характером, Мирончо знать не хотел никого на свете, даже такое влиятельное лицо, как Карагьозоолу.
55
Халоолу (турец.) — двоюродный брат.
13
Мне нет ни до кого дела (румын.)
14
Тенистая местность в окрестностях города, обычное место пикников-пирушек. (Прим. автора)
— Будь у меня такой патент, узнали бы вы Йоту! Я бы тут настоящую республику устроил…
А как чудно Мирончо играл на флейте! Сядет вечером у себя на галерее, начнет в нее дуть, а она запищит под самые небеса, и каждый, кто услышит, сразу скажет:
— Это Мирончо заиграл!
Мирончо — мужчина сорока четырех лет, приятной наружности, певун, холостяк, большой знаток барабанного боя и восточного вопроса.
Хаджи Смион, улыбаясь, тихо подошел к Мирончо. Тот чистил длинным гусиным пером свою разобранную флейту, рассеянно слушая бая Мичо Бейзаде, чорбаджию и горячего поклонника русских, который с жаром толковал ему что-то, по-видимому о России, держа в руках газету.
— Доброе утро, сударь мой дорогой, — промолвил Хаджи Смион.
— Милости просим, любезный мой друг. Добро пожаловать.
Этими приветствиями приятели обменялись по-румынски; они обычно разговаривали друг с другом на этом языке.
Мичо Бейзаде подвинулся на скамейке, чтобы дать место Хаджи Смиону, и, ласково кивнув ему, продолжал:
— Скажу я тебе, Мирончо: политика нынешняя, как поглядишь, — верное исполнение пророчества… Я и учителя Калиста спрашивал, да он плохо в этом разбирается… А вот покойный отец Станчо хорошо объяснял; действительно, как я вижу, — политика нынешняя клонится…
Заслышав, что речь идет о политике, Хаджи Смион с важным видом перебил бая Мичо:
— Политика, черт бы ее взял, какая теперь политика? Вот я одно время в Молдове… Тогда действительно политика была… Менчиков {56} в пятьдесят втором приехал в Царьград, да султану только два слова промолвил: да или нет? Тут мы все только сказали: «Ах!» И вышло, как по-писаному: начался бой…
Бай Мичо кинул на Хаджи Смиона недовольный взгляд, как на человека, вмешивающегося в разговор, не зная, о чем идет речь, и с таинственным видом продолжал:
56
Менчиков — князь А. С. Меньшиков (1787–1869), русский военный и государственный деятель, возглавлял в 1853 г. миссию в Константинополе накануне Крымской войны.
— Тут дело запутанное… до конца далеко… Видно, Австрия заключила союз с Россией: она мадьяра боится, хоть и поддерживает Турцию. Бейст {57} — тонкий дипломат, и с Горчаковым они заодно. А Франция и Англия шелохнуться не смеют, — пруссак говорит: «Стой!» Как ни толкуй, а политика теперь все запутанней.
— Это правильно, — перебил его Хаджи Смион, снимая башмак. — Взять хоть церковный вопрос {58} : никак не распутывается!.. Столько лет боремся, а вчера я опять Хаджи Атанасия отречься от греческого патриарха уговаривал. Прямо в глаза ему говорю: «Коли ты болгарин, так и будь болгарином, сударь, а коли грек, так…» Разве не правильно? Ведь должен человек за веру свою стоять?
57
Бейст — граф Фридрих Бейст (1809–1886), саксонский и австрийский государственный деятель, вдохновитель реакции во время революционных событий 1848 г. С 1866 г. — австрийский министр иностранных дел; ярый славянофоб.
58
Церковный вопрос — вопрос о независимости (автономии) болгарской национальной церкви и освобождения ее из-под власти греческой константинопольской патриархии. Возник в 40-е гг. XIX в. и вскоре приобрел формы активной борьбы широких масс народа против чужестранного религиозного угнетения. Был разрешен в 1870 г. султанским рескриптом (ферманом), учредившим независимую болгарскую церковь под главенством болгарского экзарха.
— Ну его к черту, твой церковный вопрос! Поповские да монашеские штучки. Ты вот поразмысли над восточным вопросом, подумай-ка над ним! — с сердцем крикнул Мирончо, ожесточенно
— Вот и я как раз хотел сказать: восточный вопрос — это да, а все остальное — чепуха, — вдумчиво подтвердил Хаджи Смион.
Бай Мичо снял очки, спрятал их в футляр и, собираясь уходить, прибавил:
— Попомни мое слово, Мирончо: у тех хэшей, что теперь по Балканам бродят, воеводы — все русские генералы. Ты не верь тому, что в газетах пишут… Как дважды два — четыре, тут русские работают, — в восточном вопросе то есть. Дело подвигается. Пророчество не лжет… «Десятый индикт {59} … И восстанет брань сильная от Севера… и будут кровопролития, и пламень, и бедствия великие по всей земле… и погибнет проклятое племя измаильтянское {60} ! Горе тебе, о дщерь вавилонская…» Это о Царьграде. А брань сильная — Россия, — важно заметил бай Мичо Бейзаде и встал.
59
Индикт, или индиктион — период в 15 лет, которым средневековые историки пользовались как единицей времени.
60
Племя измаильтянское — арабы и турки, считавшиеся потомками Измаила, сына библейского патриарха Авраама.
VI. Что сказал ночной колпак!
Мирончо слегка приподнялся, пожал гостю руку и, когда тот ушел, любезно спросил приятеля:
— Какие известия, друг мой?
Это было сказано уже по-болгарски.
— Важные известия, большие новости, — ответил Хаджи Смион тоже по-болгарски. — Филип так и рубит «капустные кочаны» {61} на Балканах. Сдается мне, освободимся мы. Только сила-то турецкая, а?.. Черт! А тут еще этот, как ты говоришь дьявольский церковный вопрос все не решается… Поди разберись…
61
Филипп так и рубит «капустные кочаны»… — Филипп — известный гайдуцкий воевода Филипп Тотю; «капустные кочаны» — имеются в виду турки.
Мирончо выразительно нахмурился и, взмахнув флейтой, воскликнул:
— Ты, Хаджи, помешался на своем церковном вопросе! Я о нем слышать больше не хочу. Филибейским чорбаджиям архиереи понадобились… Свободу, свободу — ты вот что мне подай. И русская сабля это совершит… Прочти «Лесной путник!» {62} Ты читал его?
Хаджи Смион немного смутился, но ответил решительным тоном:
— Ну да, ну да, когда-нибудь русские возьмут Царьград. Бай Минчо прав; и Мартын Задека {63} тоже верно говорит: в десятом индикте это будет. Теперь у нас тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год. Сбудется непременно. Русские генералы непобедимы… Только Дунай перейдут, а там… Я ведь все тропы через Балканы знаю — двадцать раз Карнарские горы переходил. Огромное царство — Россия, ужас какое… Куда только не простирается! Расспрашивал я как-то Гечко о Сибири, — ну просто страх берет: не то царство это, не то целая вселенная… Ты верно говоришь… мне теперь ясно. Ну да, политика, — в ней-то все и дело… Пруссия и Австрия дрались при Садовой {64} . Дрались так, что друг друга чуть не истребили! А из-за чего? Из-за земли… Ведь всякий царь, коли настоящим царем хочет быть, должен землю иметь, над которой ему царствовать. Все равно как, попросту сказать, и мужчина, чтобы настоящим мужчиной быть, должен, понимаешь? — жену себе взять… Это я, Мирончо, к тому речь веду, что пора бы и тебе — это самое; по-приятельски говорю, пора…
62
«Лесной путник» — поэма Г. Раковского (1857), повествующая о тяжелом положении болгарского народа под турецким игом и прославляющая подвиги болгарских повстанцев — гайдуков.
63
Мартын Задека — мнимый автор книги прорицаний, изданной в конце XVIII в. на немецком языке и пользовавшейся большой популярностью в Болгарии, поскольку в ней «предсказывалось» падение турецкой империи. По всей вероятности, эта книга проникла в Болгарию во время одного из походов русских войск.
64
Садова — село на территории северной Чехии, в сражении при котором в 1866 г, прусские войска разбили австрийскую армию.
Мирончо посмотрел на него с удивлением. Хаджи Смион дружески кивнул ему.
— Жениться? — промолвил Мирончо. — Брр… Что ж, это неплохо…
— Неплохо, ей-богу неплохо, — подтвердил Хаджи Смион.
Мирончо снова задумался.
— То есть ты, сердечный друг мой, — заговорил он наконец, насупившись и положив флейту себе на колени, — советуешь мне всунуть голову в бабье ярмо?
— Сохрани боже!
— Чтоб было кому меня за нос водить?
— Погоди!
— Чтоб я с этого самого дня стал рабом какой-нибудь пестрой юбки?
— Нет, нет, нет! — крикнул Хаджи Смион, уже сожалея, что разговор о политике незаметно вовлек его в спор по этому дьявольскому вопросу.
— Неужели ты считаешь Мирончо таким простаком?
— Никто не считает…
— Мирончо не нуждается в жене, приятель мой дорогой. Чего мне не хватает? Вот моя женушка сладкогласая, которая и меня и людей веселит. У вас ведь тоже ее слышно?
— Каждый вечер слушаем с женой… Она очень любит ту, румынскую… Но не дай бог…
— Чего «не дай бог»?