Рассказы на закуску
Шрифт:
Глумливый подмастерье вздёрнул девушку и, по-прежнему удерживая за руки, прижал к себе. Второй, в два ловких приёма сдёрнул с неё пышные юбки, бельё, но не стал их снимать до конца, а оставил висеть путами на лодыжках. Теперь она стояла с обнажёнными ногами и пахом, а туловище прикрывало порванная во многих местах кофта. Девушка, откинув обожжённую голову, завывала тоскливо и безнадёжно. Внезапно красномордый насильник встал перед ней на колени. Из его рта вывалился широкий лопатообразный серый язык. Он согнутыми в когти пальцами грубо впился во внутреннюю поверхность ляжек жертвы и рывком раздвинул их в стороны. Подмастерье начал лизать – жадно, слюняво, со вкусом разминая чуть поддёрнутую пухом весны жизни вагину.
Дальше смотреть на это дикое шапито, как, впрочем,
Все как один пьяные в дым жители, с остановившимся взглядом разучившихся моргать глаз, с гримасами притворного веселья на бледных лицах людей, испытавших сердечный приступ, бесцельно катили по мощённой коричневыми булыжниками мостовой сразу во все стороны. Прибывая в трансе, бывший трактирщик брёл среди них.
Двери большинства домов стояли распахнутыми настежь. Под заборами, по берегам сточных канав валяются десятки неубранных с прошлой ночи разгульной резни трупов. Кого-то убили, кого-то затрахали насмерть, а кто-то сам свёл счёты с жизнью. Город, ощутив всепоглощающий ужас от приближения Камора, произвёл самоочищение от ненужного груза слабых и неготовых – ненужных. Теперь он праздновал, приветствовал грядущую смерть. Ла Фильер хотел забыться, освободиться от навязчивых мыслей о прошлом. Во что бы то ни стало выжить и начать всё заново. Он не знал, что за сумасшедший дом здесь твориться, но подозревал, что во всём происходящем вокруг есть доля и его вины. Хозяин близко!
Ла Фильер незаметно для себя очутился в квартале богачей. Около одного дома он задержался. Из трёхэтажного, богато украшенного лепниной и статуями особняка доносилась протяжная, постоянно возвращающаяся к своему началу, притягательная мелодия. Её гипнотический трип приманивал, заставлял войти в распахнутые ворота. И Ла Фильер, не выдержав напряжения, поддался зову и направился к мраморным ступеням лестницы под портиком, поддерживаемым статуями пещерных медведей, искусно вырезанными из чёрного мрамора. Перед двухстворчатыми дверями на крыльце лежали груды одежды и обуви. Обойдя их стороной Ла Фильер, уже взялся за ручки дверей, когда из-под правой кучи накиданной в беспорядке одежды вылез старик в золотой ливрее – мажордом или дворецкий. Он поклонился, сохраняя во всей позе и особенно на морщинистом суровом лице холодное достоинство и, указав на двери, произнёс:
– Прежде чем войти, вам необходимо снять одежду. Пожалуйста!
Ла Фильер разоблачился. Правила есть правила и когда ему что-либо подобное говорили – он подчинялся. Снять с себя эти обноски стало для него почти счастьем. Правда, он хотел оставить себе для прикрытия срама трусы, но золочённый привратник не позволил этого. Ла Фильер вошёл в дом таким же голым, как когда-то впервые увидел свет. Внутри происходило невообразимое, но в то же время очень ожидаемое Ла Фильером. Оргия. Потный жадный комок скользких тел сокращался в ужасе гибельного восторга на краю всеобщей могилы. Скрученные похотью в один большой клубок бьющихся в каскадном оргазме нагих мужчин и женщин, похожий на исходящее любовным соком влагалище, готовое принять в себя каждого, растворить в безличии порочного секса любого, подарить сладостное забвение всем. Люди, одуревшие от воплощения в жизнь своих так долго сдерживаемых запретных желаний, любили друг друга в разных позах и видах, разными способами и методами.
Ла Фильер вдыхает в себя источаемый самим воздухом терпкий пряный запах коитуса. Он служит феромонным катализатором. Его затягивает к ним – туда, в сад томных вздохов и заповедник пороков. Здесь все жидкости сладострастья перемешаны между собой – растленный пот, слюна похоти, любовная смазка, горячая сперма и даже пахучая мускусная моча. Ла Фильера незаметно, от тела к телу, как на валиках живого конвейера, переносит наверх на второй этаж. Вино льётся красными потоками, дымятся жаровни с дурман-травой, повсюду стоят прозрачные сосуды с мутью разноцветных жидкостей природных галлюциногенов. В этом доме разврата никто не знает отказа, каждый может играть ту роль, которая ему больше по вкусу.
Ла Фильера гладят десятки любящих нежных рук, прикасаются десятки влажных губ, лижут десятки языков. Манят к себе. Трактирщику предлагают себя инфернальные юноши, совсем юные девы, женщины с грудями пятого размера и осиной талией, старые и молодые, прекрасно сложенные и инвалиды. Он выбирает сразу трёх прекрасных, сверкающей нездешней красотой девушек. Трактирщик быстро становится мокрым от их поцелуев, при том его делают влажным даже там, где он и не предполагал раньше, что может очутиться чей-то рот или нежно щекочущий нос. Он тонет в омуте наслаждения, после тёмных месяцев рабства переноситься в рай приятной обезболивающей амнезии.
Совсем близко от происходящего падения в бездну животных желаний, всего в двух кварталах от особняка сластолюбивого богача, в королевском замке, в тронном зале, за накрытым обеденным столом восседал на троне в совершенном одиночестве король Хладомир. Длинный стол, заставленный разнообразными блюдами, деликатесами и венценосец, исподлобья смотрящий в никуда. Груды протухшей еды – кабаньи окорока, подёрнутые слизью зелёной плесени, пирамиды обтекающих коричневой гнилью фруктов, куски жареного мяса, ставшего законной добычей мух и червей, миски с похлёбками и закусками, превращёнными временем и жарой в дурно пахнущее желе, состоящее из сплошных плёнок болезнетворных бактерий. На всё это бывшее изобилие король взирал равнодушно, его дух витал далеко отсюда. Он давно ни с кем из придворных не общался. Единственным, с кем он поддерживал контакт, был новый начальник стражи и по совместительству магистр ордена "Воли" – Мор Благолепный. Статный мужчина пятидесяти с лишним лет, с высеченным будто из мрамора лицом и телом атлета.
Две части личности Хладомира – короля и маньяка, соединились воедино, создав новое невиданное доселе в королевстве существо. Он осознал свою двойную сущность, принял на себя бремя службы рогатому змею покровителю города "Чёрного Козла". Импульсы приказов змея проникают красными вспышками в плавающей в темноте вечной ночи мозг короля. Они подпитывают его решимость, делают противоборство с Камором осмысленным. Теперь и он, как и его покровитель, ненавидит слепца-разрушителя. Хладомир раздувается от силы ему не принадлежащей. Он как сосуд, в который налили для временного хранения масло, молоко или вино. Только жидкость эта смертельно опасна, ядовита. Король единственный из его подданных способен на противостояние с великим кошмаром, на единоборство. Солдаты, защищающие стены деморализованы и, если бы не присутствие среди них рыцарей ордена "Воли", давно бы разбежались по домам. Король один.
Хладомир запускает пятерню в вазу с когда-то красным виноградом. Ягоды большие, но уже потерявшие блеск и упругость. Их поверхность обвисла и покрылась лунками морщинистой вялости. Король сжимает в кулаке гроздь испорченных ягод и между его пальцев брызгает кислый забродивший сок, ползёт жёлтая мякоть. Дух маньяка-короля отделяется от тела. Да, он служит злу, но другому злу, для которого Камор неуправляемый беспредельщик, угроза всему живому и мёртвому, угроза порядку.
Дух Хладомира ищет и быстро находит предмет поиска – сознание слепого бога. Они сталкиваются. Камор атакует, его ментальные клыки грызут алмазную скорлупу разума Хладомира. Даже со всей мощью поддержки змея король может только защищаться – не пускать это чудовище внутрь себя. Разведка боем оборачивается для Хладомира сущим кошмаром. Он мечтает лишь об одном – вырваться из липких объятий щупалец нематериального осьминога. Цель Хладомира обмануть, увлечь Камора противоборством, дать время на ответные действия змею, но давление оказывается слишком сильным, слишком опасным. Его высохшее от перенапряжения и поста тело начинает трястись, Хладомир сопротивляется изо всех сил.