Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
Могучее тело зверя только что клокотало жизнью, бесновалось и ревело, подминая сучья и молодые поросли. Теперь, поникнув и сразу став невзрачным, оно беспомощно прижалось к траве, подогнув заднюю лапу под живот.
Поставив ногу на бурую спину зверя, усталый охотник курил и думал. Теперь, пожалуй, на всю зиму мяса хватит. Надо будет закоптить окорок и сделать солонину. Хорошо, что жена сберегла большую бочку. Второй обруч сверху сбит — придется
Степан Бурунц ловко освежевал медведя и перетянул шкуру солдатским ремнем. Взвалив ее на плечи, он стал спускаться с горы на тропинку. Кривые крепкие ноги уверенно переступали с камня на камень. Он не торопился. Шел размеренно, не убыстряв хода на спусках и не замедляя на подъемах. Потому что, когда человек устал, самое главное — не сбиваться с ритма. А ведь еще должно хватить силы добраться до деревни, выпросить, применяя всевозможные дипломатические ухищрения, лошадь у председателя колхоза, вернуться обратно в горный лес, разрубить на части медвежью тушу, погрузить мясо на телегу и привезти домой. И только после этого можно будет отдохнуть…
— Открывай, Аспрам! — кричал он несколько часов спустя, подъезжая на телеге к дому.- Все кончено. Могу отдыхать.
Молодая женщина застенчиво улыбнулась ему. Он ввел лошадь во двор. Все остальное сделает Аспрам — выгрузит мясо, отведет коня в колхоз, сдаст телегу.
Но тут он увидел, как Аспрам, неловко раздвинув полные с ямочками локти, старается удержать груду мясистых костей,- и ему стало жаль жену.
— Ладно,- пробормотал он и, отстранив ее, принялся таскать мясо в кладовку.
Жена весело поглядывала на него. Узел волос у нее на голове расплелся, черная коса упала на спину. Глаза, еще более черные, чем волосы, щурились и смеялись. Он вспомнил, как год назад к нему пришла бабка-колхозница из дальнего селения Мшак.
«Есть одна Аспрам,-объявила бабка,- сама белая-белая, точно сахар, волосы черные, как ночь. Каждый глаз такой,- сваха растопырила ладонь,- коса вот такая,- бабка опустила руку к своему каблуку.- Молодая, двадцать два года, веселая, умеет петь, дочка бригадира… О чем ты думаешь?!»
Что ж, бабка все правильно описала. И, любовно поглядывая на жену, он усердно перетаскивал мясо.
— А коня, наверное, я отведу? — спросила Аспрам,
Но он опять пожалел жену. Ходить еще ей по солнцепеку, толкаться на конюшне.
— Чего уж там! — буркнул он и, вскочив на телегу, выехал за ворота.
В общем, надо признать, что он женился удачно. Разница в четырнадцать лет между мужем и женой казалась ему нормальной. Он учил и воспитывал свою красивую жену на каждом шагу, словно ребенка. «Осторожнее!» — негромко предостерегал он, если за обедом Аспрам принималась размачивать сухарь в супе. Ему казалось, что она ничего не знает и не умеет. «Теперь, Аспрам, скажи хозяевам спасибо»,- вполголоса подсказывал Бурунц, когда они находились в гостях. И молодая женщина поднималась из-за стола, благодарила, едва приметной гримасой давая понять присутствующим, что все это не всерьез, а только игра, в которой она охотно выполняет порученную ей роль.
Настоящую усталость Степан Бурунц почувствовал, возвращаясь пешком домой из колхозной конюшни. Он шел под палящим солнцем-невысокий, приземистый, скуластый, дочерна загорелый, с узенькими
Аспрам жарила ему яичницу из шести яиц с помидорами. Сковорода весело шипела. Но, прежде чем приняться за еду, он пошел в сад и в арыке, протекающем вдоль границы участка, вымыл ноги ледяной родниковой водой.
Свалившись на тахту, покрытую свежей простыней, нежась в прохладе выбеленной комнаты с занавешенным маленьким оконцем, он, перед тем как заснуть, еще успел подумать: отчего ему так хорошо?
— Аспрам,- блаженно выговорил он,- кажется мне на этот раз значок дадут…
— Спи! Значок ему надо…
— Потому что за полугодие нет ни одного нераскрытого преступления. Будет у тебя муж первый во всем районе с такой наградой — «Отличник милиции».
Он хотел еще сказать, что значок дается за службу умную, честную и беспорочную — чистую, как вымытое стеклышко.
Но не успел. Заснул.
Ему казалось, что он совсем и не спал. Только закрыл глаза — и сразу услышал голос Аспрам. Жена разговаривала с кем-то по телефону:
— Да он не подойдет, он спит! Интересно вы рассуждаете! Участковый уполномоченный — не человек, да? Вы его к лошади равняете! Потому что только лошадь без отдыха…
Бурунц прошлепал босыми ногами по полу и отобрал у жены трубку. По дороге успел взглянуть на часы: четверть второго. Значит, поспал все-таки примерно полтора часика…
Звонил кузнец Саядян из самого дальнего села Доврикенд. Саядяр был бригадмильцем — членом добровольного общества содействия милиции. В Доврикенде случилось происшествие: у колхозника Амо Вартаняна ночью увели козу.
— Кого подозреваете? — сипло спросил Бурунц, почесывая одной голой ногой другую.
Голос в трубке, помедлив, ответил:
— Подозревать, конечно, можно будет все того же Норайра.
— Ладно, сейчас к вам выезжаю.
Подсев к столу, Бурунц на секунду задумался. Не вовремя это происшествие. Дали бы хоть благополучно закончить полугодие. А впрочем, может, все к лучшему? Дело пустяковое, оно ничему не помешает. Бурунц быстро написал рапорт о случившемся в районный отдел милиции. Завтра можно будет сообщить о раскрытии кражи. Сегодня рапорт, завтра — разоблачение преступника. Конечно, тут замешан сукин сын Норайр.
Переодеваясь, Степан Бурунц менялся на глазах. Все меньше и меньше напоминал он колхозного чабана и все больше становился похожим на волевого, уверенного в себе представителя государственной власти. Он натянул гимнастерку и брюки-галифе — фигура приобрела подтянутость. Надел фуражку, которая сразу придала солидность и официальность его заостренному, обожженному солнцем, облупленному лицу. Даже узенькие простодушные глаза казались из-под этой фуражки властными и проницательными. А когда он, прицепив к поясу пистолет в кобуре, вбил ноги в начищенные до сияния хромовые сапоги, то сразу приобрел вид прирожденного кавалериста, которого, как известно, не только ничуть не портят, а даже украшают кривые ноги.