Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
Бурунц подвел итоги:
— Ну вот, по всей видимости, эта именно машина и увезла тысячу метров шелка. Увезла, пока умный преступник отвлекал двух недогадливых сторожей разговорами о шкатулке!
Многих работников этого цеха Бурунц знал лично. Кое-кого он вызвал для опроса, другие приходили по своему почину. Но никто не смог навести милицию на след. Бурунц только еще раз убедился, что может рассчитывать на помощь самого широкого круга людей. Но он пока не понимал, с какого конца подступать к делу.
Лилик Хачатрян он принял неохотно. Ну, работает девушка в этом цехе… Ничем не примечательная девушка…
Сухо предложил:
— Садитесь. Если можно — покороче. Очень тороплюсь.
Разговаривая, он подписывал бумаги и не глядел на посетительницу.
Голос девушки прозвучал неожиданно где-то около двери:
— Тогда я лучше в другой раз…
Она уходила, ничего не сказав. Конечно, Бурунцу это не понравилось. Что еще за штучки? Пришла — говори. Не хочешь говорить — не приходи.
— Постойте… Вы же хотели побеседовать…
— Но я думала, что со мной будут говорить, не отвлекаясь другими делами.
Бурунц смахнул бумаги в ящик письменного стола:
— Теперь вам ничто не мешает?
Девушка стояла у двери, упрямо встряхивая коротко подстриженной головой. Бурунц не любил такую моду. Ему по душе были косы — толстые косы, выращенные с детства, как когда-то водилось в Армении. А с этой современной стрижкой и завивкой под ягненка девушки как будто больше всего старались быть похожими одна на другую. Не нравились ему и высокие каблуки. Нога — женская ли, мужская ли — должна стоять на земле твердо. «Только вот глаза у тебя и есть, глаза хороши»,- думал он, глядя на худенькое девичье личико, немного испорченное крупным, прямо-таки мужским носом.
— Ну, садись, садись! — ворчливо приказал он.
Лилик все мялась у дверей.
— Завтра,- тихонько произнесла она,- лучше завтра…
Бурунц засмеялся.
— Но я же таких гордых знаю! — Добродушно наставил на нее указательный палец.- Уйдешь и больше не явишься…
Лилик шагнула к столу:
— И сегодня я не хотела приходить. Всю ночь думала…- Она встряхнула стрижеными волосами.- И еще хочу подумать… Может, я неправильно поступаю?
— Давай подумаем вместе…- Бурунц вышел из-за стола и, придавив рукой плечо девушки, усадил ее на стул.- Спасибо тебе, во-первых, что ты решила помочь милиции…
— Конечно, милиции — тоже,- задумчиво сказала девушка.- Только я ведь ничего не знаю…- Огромные глаза стали наполняться слезами.- А я хочу помочь одному человеку… Я в том цехе работаю, который ограбили…
Очень трудно было ей подойти к делу. Бурунц попробовал задать два — три наводящих вопроса, но увидел, что только сбивает ее. Тогда он сел на стул у стены и, подперев щеку ладонью, стал терпеливо слушать. Вскоре ему удалось понять, что девушка пришла поговорить о каком-то Хорене.
Этот Хорен — видимо, очень славный парень — тоже работал в цехе, выпускающем новую продукцию. Он был добрый, с прекрасным характером, непьющий и хотя не получил среднего образования, все же отличался грамотностью, скромностью и старательностью.
Бурунц не очень внимательно слушал все эти восхваления. И вдруг он с удивлением уловил, что девушка яростно кого-то ругает: пьяница несчастный… наглец… работает плохо…
— Позволь,- перебил Бурунц.- Ты рассказывала про Хорена… А сейчас кого характеризуешь, я прослушал?
— Хорена!
Девушка
— Не понимаю. То он у тебя хороший, то прямо какой-то подлец…
— Он и есть такой. Сейчас. А был раньше хороший. Он испортился с тех пор, как связался с Товмасом…, Товмас вдвое старше его и вообще опасный. Хорен слабовольный. Товмас из него веревки вьет.
— Позволь все же…- опять прервал Бурунц.- Хорен, Товмас… Я, знаешь ли, ничего не понимаю… Какое отношение к тебе имеет этот Хорен и почему ты пришла говорить о нем в милицию?
Девушка открыла и снова закрыла рот. Бурунц подумал, что вот это одно не сказанное сейчас ею слово было, вероятно, важнее всего того, что она до сих пор наболтала. Он снова заставил себя быть терпеливым. Лилик колебалась. Но, видимо, гнев пересилил осторожность. На щеках у нее появились багровые пятна. Правой рукой она упрямо ломала указательный палец на своей левой руке. Рассказывала со злостью и не очень связно. Все же Бурунц уяснил себе, что Хорен — это ее жених или что-то в этом роде… «Мы с ним дружили»,- хмуро и не очень внятно объясняла Лилик.
— И что же, намечалась свадьба? — мягко спросил Бурунц, любящий во всем определенность.
Девушка с запальчивостью выкрикнула:
— В любую минуту! Хоть сейчас! Достаточно мне пальцем шевельнуть — и он сам попросит, чтобы я пошла с ним в загс…- С внезапно возникшим подозрением она уставилась сердитым взглядом на начальника милиции.- А вы что — может, не верите?
От прямого ответа Бурунц попытался уклониться:
— Раз ты говоришь, значит, наверное, так и есть…
Девушка понемногу успокаивалась. Голос стал мягче, пятна сошли с лица. Она устроилась на стуле поудобнее.
— В общем, о свадьбе еще разговора не было, — честно призналась она.- Но я все равно решила, что выйду за него. И это для него хорошо, потому что лучше меня ему никак не найти. Только мне нужно, чтоб он погнал к чертям Товмаса!
— Ну вот, наконец я начинаю тебя понимать!-Бурунц пересек кабинет и снова устроился за своим письменным столом.- Ты хочешь с помощью милиции свести свои счеты с этим Товмасом. Но я тебе скажу: ты обратилась не по адресу. Уж вы сами, пожалуйста, в ваших делах разберитесь. Здесь и без того хватает забот.
Он сердился: даром потеряно столько времени! Опять открыл папку и стал делать пометки на бумагах. Но теперь не так-то легко было отправить Лилик домой. Когда Бурунц поднял голову, девушка все еще сидела на стуле — и так плотно, будто ее гвоздями прибили. Поджав губы, она недружелюбно смотрела на начальника огромными черными, злыми глазами.
— Что еще? — сурово поинтересовался Бурунц.
— Мне нет дела до› Товмаса,- упрямо сказала Лилик.- Мне нужен Хорен. Позавчера мы уговорились с ним встретиться — он не пришел. Это что такое? Свет должен перевернуться, если он не пришел, когда я зову! Этого прежде никогда не бывало. Утром, перед работой, я к ним забежала, и мне его мать шепнула, что Хорен дома не ночевал. Как это может быть? В проходной и во Дворе на фабрике я глаза проглядела — его не видела.