Рассказы о наших современниках
Шрифт:
«СЕМЕЙНЫЙ ЭКИПАЖ»
I
ГРУЗОВАЯ автомашина затормозила перед крыльцом правления колхоза «Заветы Ильича». Шофер Марфа Солоухина, небольшая, плотная, в опрятном комбинезоне, застегнутом на груди «молнией», открыла капот грузовика, проверила масло в картере. Валерий, парень лет семнадцати, с румянцем на пушистых щеках, весь в мать, стоя на подножке, ловко вытирал запылившееся в дороге смотровое стекло. Вокруг «ЗИСа» стал собираться народ, из конторы вышел и сам председатель.
— Хлеб наш возить? —
— Старший, — ответила Марфа и с улыбкой посмотрела на покрасневшего Валерия. Вокруг ее спокойных зеленоватых глаз заиграли морщинки. — Отец на фронте погиб, так он все со мною.
— Поработать захотел?
— После десятилетки собирается в автодорожный институт. В летние каникулы просится в напарники, и едем вместе в командировку. Курсы окончил, имеет любительские права, мотор знает не хуже бывалого водителя.
— Молодец! Из такого инженер получится. Ну, а как ваш «конь»? Хорошо подкован, не хворый? А то знаете старую поговорку: конь бежит — земля дрожит, упадет — три дня лежит. Государству ж, сама знаешь, хлебец нельзя задерживать.
Председатель обошел вокруг грузовика. Белоглазый мощный «ЗИС-150», с огромными, словно литыми из чугуна скатами, с красным флажком на высоко поднятой кабине, с окованными, закрытыми бортами, не имел ни одной вмятины и, несмотря на густой слой пыли, казался новым.
— Так эта поговорка про старорежимного коня сложена! — засмеялась Марфа Солоухина. — А наш восемьдесят шесть тысяч километров набегал, и еще в «кузню» не заводили. Смотрите, председатель, извиняюсь, не знакома с фамилией… Петёлкин? Как бы, товарищ Петёлкин, не пришлось, наоборот, нам тут загорать… В колхозах ведь зачастую как бывает. То зерна нет кондиционного, то мешков, то грузчиков — машины и простаивают.
Председатель сбил на затылок выгоревший картуз с артиллерийским околышем, шире расставил длинные крепкие ногн в парусиновых сапогах. Лоб у него был выпуклый, с большой залысиной, а глаза совсем молодые, горячие, со смешинкой.
— Видали? — обернулся он к своим колхозникам. — Такие шоферы еше драться полезут! — И вдруг улыбнулся во весь рот, показав крупные зубы. — Комбайнеры не подведут — одной рожью вас засыплем, а там и пшеничка подходит. Заметили, какой урожай вымахал? Айда, начинайте вывозку.
Из конторы вышла миловидная беловолосая девушка, одетая в красное с белым горошком платье городского покроя, с красивыми, ровно загоревшими босыми ногами. Черты лица ее еше хранили что-то детское, фигура не совсем сформировалась, но чувствовалось, что она уже знает себе цену и любит покомандовать.
— Папа, — обратилась она к председателю колхоза, — иди к телефону, Омшаны вызывают.
— Райпотребсоюз? — спросил Петёлкин и, неторопясь, стал завертывать цигарку.
— Возьмешь трубку, узнаешь.
— Вишь, бойкая! — усмехнулся председатель. — Ты вот что лучше, Нютка, поезжай с шоферами, покажи общежитие.
Девушка вскинула выгоревшие белесые ресницы, как бы мимоходом, но внимательно скользнула взглядом по Валерию и с важностью, не говоря лишнего слова, села в кабину. Валерий вспыхнул — уши его стали маковыми — и, стараясь быть особенно ловким, легко, по-спортсменски влез в кузов. Солоухина повела «ЗИС» по узкой кривой улице — между белеными избами с надвинутыми соломенными козырьками и вишневыми садочками; между дуплистыми вербами и ярко-желтыми картузами подсолнухов, вытянувших из-за плетня тонкие шеи; между палисадниками с красными, белыми мальвами и целыми стадами гусей, что возмущенно гагакали на машину и никак не хотели уступать дорогу.
— Учитесь? — спросила она девушку. Нюта Петёлкина, видимо, не собиралась вступать в длительный разговор и лишь кивнула.
— Учусь.
— В каком классе?
— Перешла в девятый.
Здесь и в голосе ее проступила важность.
— А насчет отметок? Троек нету? Нюта покосилась на водительницу, молча поправила прядь волос за маленьким розовым ухом.
— Мой молодцом, — с простодушной гордостью сказала Марфа. — Отличник.
Показав общежитие, Нюта сразу ушла, вдруг надменно сдвинув белесые брови и бросив короткое:
— До свидания.
А Валерик, опять стараясь быть особенно ловким, спрыгнул на землю прямо с борта кузова, поспешно оправил рубаху под ремнем и украдкой посмотрел девушке вслед.
Молча откинул борт, снял с автомашины свой облезлый велосипед и прислонил к завалинке избы. Сел в кабину «ЗИСа» и ходко поехал на главный ток за рожью.
У Солоухиных еще весной было условлено: если Валерий перейдет в десятый класс на круглых пятерках, первый рейс на элеватор — его. Оставшись в Костраве одна, Марфа разволновалась. То ей казалось, будто в пути у мальчика случилась поломка и он растерялся; то мерещилось, что в Омшанах к нему придерется автоинспектор: права любительские, а почему на грузовике? Марфа накачала шины велосипеда и поехала по колхозным полям: авось незаметнее время пройдет.
За деревней стеной встала рожь — налитая, желтовато-белая. День развернулся жаркий, солнечный; колосья под ветром тихо звенели и, казалось, просили: «Ой, косите нас — осыплемся». Марфа пригнулась к рулю, быстро крутила педали, названивала на поворотах, и у нее действительно отлегло от души.
Вспомнился отъезд из родного городка сюда в командировку. Когда в диспетчерской она получила наряд, к ней подошел профорг автоколонны Симуков.
— Теперь небось месяца полтора не увидимся, — сказал он. — Едешь за семьдесят километров. Ты, Павловна, сама знаешь, Косоголов стотысячник, шофер первого класса, соревноваться с ним — не морс пить. Так что поднажми.
Работал Симуков ремонтным механиком. Собой он был невзрачный, с ожогом на левой щеке — горел в танке, а голос имел басовитый, словно крупный, широкогрудый мужчина.
— Учтем, — весело сказала ему тогда Марфа, пряча в карман командировочное удостоверение.
Теперь отсюда, из Омшанского района, надо тягаться с Косоголовым, который делает рейсы где-то под Белгородом. Эх, хорошо бы обойти его, вывезти зерна больше, да куда уж ей! Баба! Всего четыре класса кончила да на шоферские курсы поступила в середине войны.