Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
— Чем больны, чудо-богатыри?
Молчат солдаты. Сказать неудобно.
— Чем больны? — повторил Суворов.
— Животами мучаемся, — наконец произнес какой-то солдатик.
— Позвать сюда провиантмейстера1, — приказал Суворов.
Провиантмейстер прибыл.
— Чем солдат кормишь? — спрашивает фельдмаршал.
— Так, разным... — начинает провиантмейстер.
— Чем — разным?
— Кашей, ваше сиятельство, мясом.
— А еще?
— Капустой.
—
Принесли, попробовал, а та тухлая.
Посмотрел Суворов на провиантмейстера злыми глазами, закричал:
— Под арест! На гауптвахту! На десять суток!
Вошел Суворов во вторую палату.
— Чем больны, чудо-богатыри?
Растерялись, молчат солдаты.
— Они поотмороженные, — проговорил санитар.
— Позвать сюда каптенармуса2, — распорядился Суворов.
Каптенармус прибыл.
— Во что солдат одеваешь?
— Как положено, ваше сиятельство, — отвечает каптенармус. — В мундиры,
в башмаки, в чулки.
— В чулки! — закричал Суворов. — Север. Морозы. Почему валяных сапог не
завезли? Где рукавицы?
Почувствовал каптенармус свою вину. Молчит, переминается с ноги на ногу.
— Под арест, на гауптвахту, на десять суток! — отдал приказ Суворов.
Пошел Суворов дальше. Входит в третью палату:
— Чем больны, чудо-богатыри?
— Это раненые, — отвечает за солдат санитар.
— Какие еще раненые? — удивился Суворов.
Войны в это время никакой не было.
— Это из батареи поручика Кутайсова, — объяснил санитар. — На учениях
пушку разорвало, ваше сиятельство.
Кликнул Суворов поручика, отругал, что за снарядами и пушкой плохо следит,
и тоже под арест, на гауптвахту, на десять суток.
Прошло около месяца. Появились у солдат и валенки и рукавицы. И в помине
не осталось тухлой капусты. Кутайсов и другие офицеры стали собственноручно
проверять снаряды и пушки.
1 Провиантмейстер — офицер, ведающий снабжением войск, провизией.
2 Каптенармус — унтер-офицер, ведающий обмундированием солдат.
Прошелся Суворов вновь по госпиталям. Ходит по палатам, а
палаты пустые. Вместо прежней тысячи человек с трудом сорок больных
насчиталось.
Ходит Суворов — доволен. Не любил фельдмаршал госпиталей.
НА СЕСТРОРЕЦКОМ ЗАВОДЕ
Императрица Екатерина Вторая поручила Суворову обследовать Сестрорецкий
оружейный завод.
Стали на заводе готовить Суворову торжественную встречу. Начальник завода
выехал на Петербургский тракт, чтобы заранее встретить фельдмаршала.
А Суворов в это время в простой солдатской куртке на таратайке кружным
путем по битой проселочной дороге приехал на завод и прямо в оружейные
мастерские.
Ходит Суворов по мастерским, смотрит по сторонам.
Осмотрел карабины — хороши карабины.
Осмотрел штыки — хороши, остры штыки.
Поглядывает на Суворова мастер Иван Хомяков. «И чего это, — думает, —
солдат здесь крутится?»
— Эй, служивый, чего ты здесь?
— Да так себе. Так себе. Ничего, — ответил Суворов. — Кто мастер?
— Ну, я мастер.
— Как звать?
— Иван Хомяков.
«И чего еще привязался!» —думает мастер.
— Ступай, — говорит, — служивый, своей дорогой. Тут фельдмаршала ждут.
Увидят тебя — попадет.
Суворов ушел.
Не встретил начальник завода высокого гостя, вернулся назад. Хомяков ему
и рассказал о неизвестном солдате.
— Какой солдат?
— Да такой старенький.
— Старенький?! А росту какого?
— Небольшого, выходит, росту. Поменьше чем среднего.
— Худощав?
— Худощав.
— Сед?
— Сед.
— Волосы хохолком впереди?
— Хохолком.
— Глаза голубые?
— Голубые.
— Так это ж Суворов! — закричал начальник.
Иван Хомяков так и присел. Бросились искать «солдата», а его и след простыл:
ни таратайки, ни лошадей.
Перепугался начальник завода. Хомякова ругает, стражу поносит. Да и мастер
струхнул — выходит, сам же Суворова с завода выпроводил. Волнуются они, ждут
наказаний.
Через неделю из Питера прибыл пакет. Пакет от самой государыни. Держит
его начальник в руках, вскрыть не решается — отставка, думает. Вскрыл. Развернул
бумагу, одним глазом искоса смотрит, руки дрожат, сердце стучит. Читает.
Читает и не верит своим глазам: в бумаге добрые слова про сестрорецкие
штыки и карабины, монаршее благословение начальнику и приказ о
выдаче Ивану Хомякову и другим мастерам по сто рублей серебром за искусство
в работе.
РТИЩЕВ-УМИЩЕВ
Многие проступки мог простить Суворов своим солдатам и офицерам, а вот
ответа «не могу знать» не прощал.
«Не терплю «немогузнаек», — говорил Суворов. — От них лишь позор
армии».
И вот как-то Суворов приехал в свой любимый Фанагорийский полк, решил
устроить офицерам экзамены.
Расселись офицеры рядком на лавках. Напротив — командир полка и
Суворов.
— Что такое атака? — обратился фельдмаршал к майору Козлятину.