Рассказы о Сашке
Шрифт:
Сашка, его брат, услышав Володин рассказ, не удивился ничуть.
– Они там все злые и завистливые, – сказал Сашка. – Всегда такие были. И будут.
Володя был поражён и даже шокирован. Оказывается, Сашка, младший его брат, уже успел побывать на том берегу!
– А ты-то когда там был ? – недовольно спросил он.
Сашка вздохнул, растерянно взглянул на Володю и развёл руками. Володя хотел сказать Сашке, что незачем ему таскаться на тот берег, что никто и никогда – ни он сам, ни мать, ни отец, ни бабушка, ни её молодой муж, одноглазый джазовый барабанщик – не советовал Сашке появляться на том берегу.
Тем не менее, Володя всё равно ходил на берег реки. Хотя не знал, как она называется. Иногда ему вновь хотелось переплыть на другой берег. Да, Володя почти не умел плавать, – и всё-таки чувствовал, что сможет, наверняка сможет опять это сделать, что у него хватит сил. Конечно, Сашка был прав, когда говорил ему, что они все там, на другом берегу, злые и завистливые. Володя сам успел это понять в тот раз, когда случайно переплыл реку и оказался среди недружелюбных людей, делавших ему разные гадости. Интересно, черт возьми, откуда же всё-таки Сашка знал, что они, на том берегу, всегда были такими злыми и такими завистливыми?
Ему кто-то рассказал?
Он читал об этом?
Успел побывать на другом берегу не один раз?
Только теперь этого не выяснить. Не было больше Сашки. Который умер в конце мая, умер совсем молодым.
Володя стоял на берегу реки. Да, ему здесь всё-таки нравилось. Неподалёку от него то ли ловили рыбу, то ли плясали незнакомые ему рыбаки. Что-то мешало им жить нормально. Володя не стал уточнять, что именно. Это совершенно его не интересовало.
РЕВНОСТЬ
В второй половине августа Володя несколько раз ощутил прилив острой ревности.
Противное и отвратительное чувство сильно мешало ему заниматься его обычными, традиционными, в меру бессмысленными делами. Ревновал же он не какую-нибудь модную, общедоступную красотку в истёртом до дыр декольте, ритмично, якобы непринужденно, покачивающую горячими бёдрами в общественном транспорте типа метро или трамвай. Свою жену Татьяну-Марину он ревновал, большую часть времени пребывающую в тотально-локальном молчании. Больше всего его раздражало, что ревновал он её, Татьяну-Марину, не к кому-либо из незнакомых усатых адептов спонтанного секса, а к своему брату Сашке. Который недавно умер совсем молодым. Если бы Сашка не умер, то Володина ревность могла бы не проявиться. Или она всё равно, наверное, проявилась бы, но не в такой остроизнурительной форме; Володя стал ревновать Татьяну-Марину не только днём, утром или ранним вечером, а и по ночам, причём нередко во время сна.
Он стал хуже спать. Вставал утром около половины шестого. Тоскливо курил натощак на кухне, терзаясь догадками и подозрениями. Иногда ему даже казалось: нет, умер не Сашка, а он сам. Тогда как Татьяна-Марина, молчаливая длинноволосая Татьяна-Марина, весело и без умолку болтает с Сашкой. Они вместе смеются над ним. Пьют, дурашливо хихикая, дешёвый цейлонский – индийский – японский –воробьиный – корейский – слоновий – африканский чай. Потом с дикой, нечеловеческой, коровьей яростью подолгу занимаются любовью; прямо на грязном полу, в прихожей, под его портретом в траурной
Татьяна-Марина и не думает молчать. Она бесстыдно кричит всё громче и громче, верещит, рычит, ухает, стонет, вопит, визжит, скрипит, воет, подвывает пронзительно. Сладострастно закручивает Сашку острыми, дрожащими, тёмно-жёлтыми каменистыми волосами; точно так же, кстати, поступали со своими слугами-барабанщиками пожилые и частично обмороженные сирены, совсем недавно, лет шесть – двенадцать – двадцать назад, обнаруженные заблудившимися чилийскими геологами в дремучей южной части Баренцева моря. Правда, у этих необычайно холодных сирен волосы были другого цвета, более светлые, стеклянные и не такие острые.
После подобных эмоциональных встрясок, властно выползающих из сбитого с толку и напрочь замороченного подсознания, Володя с трудом приходил в себя. Однажды утром, без четверти шесть, ему привиделось, как Сашка рассказывает Татьяне-Марине, что его брат Володя умер совсем молодым. Самое же, мол, удивительное, – тут Сашка в Володином полусне многозначительно поднимал указательный палец кверху, и поглядывал на грязный потолок, – причина его смерти совершенно никому не известна. А Татьяна-Марина, Володина жена Татьяна-Марина, смотрела на Сашку широко открытыми, доверчивыми и сияющими глазами, хотя на самом-то деле она, будучи Володиной женой около шести неполных лет, знала лучше многих, что умер не Володя, а Сашка, причём умер совсем молодым.
Володя почти перестал адекватно воспринимать реальное положение дел. Как тут же ещё и Пётр Семёнович-Сергеевич, отчим и отец Татьяны-Марины сообщил ему, что её тотальное молчание является следствием старой любовной драмы, которую ей пришлось пережить до отъезда их семьи на Север, когда в девятом классе «Б», в котором она чему-то училась, умер от карской пневмонии один одноклассник. Которого вроде как звали Сашкой… Татьяна-Марина якобы была в него влюблена, и его скоропостижная, никем не запланированная кончина сильно подействовала на хрупкую девичью психику.
– Ну уж не знаю, Пётр Семёнович, что там было в вашем девятом «Б» классе, – сердито сказал Володя.– Но вы точно что-то путаете. Сашкой звали и моего брата, который умер совсем молодым. И на портрете в прихожей должна быть не моя фотография, а Сашкина.
– Может быть, и так. Спорить не буду, – Пётр Семёнович-Сергеевич покачал кривой, обезображенной головой. – Может быть, и так.
Володя вскоре после этого невкусного разговора ушёл, только домой идти ему совсем не хотелось. Он боялся. Боялся, что когда откроет дверь в свою квартиру, то увидит как Татьяна-Марина с коровьей яростью занимается любовью на грязном полу в прихожей с его братом Сашкой. Который на самом-то деле недавно умер совсем молодым.
CНЫ И ДЕЛА
Володе редко снились сны. Раз в два-три года, не чаще. Зато в последнее время, вскоре после того как его брат Сашка умер совсем молодым, сны стали приходить к Володе регулярно. Сны свои Володя обычно не помнил. У него и без того хватало дел, выше крыши у него было разных самых дел. Правда, иногда ему казалось, что он сны не помнит не из-за того, что у него до хрена самых разных дел, а по какой-то другой причине. Скорее всего, так оно и было. Только причину эту Володя не знал.