Рассказы опустевшей хижины
Шрифт:
Жизнь каждого из этих тружеников Дикой Природы настолько интересна и своеобразна, что стоит набраться терпения и повнимательнее наблюдать их. Можно узнать много интересного и о тех, кто живет в воде или на ее поверхности и труднее поддается изучению и влиянию: о водяных жуках, которые оставляют свою естественную среду и выползают из скалы, чтобы погреться на солнце, или о гордых гагарах-белошейках, самых крупных и совершенных из ныряющих птиц. Гагары носятся вокруг озера наперегонки друг с другом с какими-то необыкновенными всплесками и шумами и доводят бобров до неистовства своим загадочным получеловеческим хохотом. Однако эти царь-птицы не умеют ходить, зато летают отлично, а в воде играют с артистической свободой.
У гагары обычно только один или два птенца, мать сажает их на спину, и так они весело плавают. Иногда у них гостят другие гагары, и я видел у нас на озере перед окнами моей хижины до восьми в стае. Но постоянно в каждом озере живет лишь пара гагар, и только в том случае, если озеро очень большое, их бывает больше. Гагары играют и плавают на озере все лето. Они улетают на Юг ранней осенью и всегда на протяжении всей своей жизни, которая, как мне говорили, длится сто лет, возвращаются. Вполне вероятно, что гагары, подобно орлам и диким гусям, составляют брачные пары на всю жизнь. Мое предположение подтверждается тем фактом, что с тех пор, как я поселился на озере Ажауан, одна и та же пара ютилась здесь каждое лето, и я не знаю, как долго они жили здесь раньше. Обе гагары знают меня очень хорошо, хотя с самочкой у нас нет такой тесной дружбы, как с самцом. Он подплывает к хижине регулярно каждое утро, вскоре после рассвета, и разговаривает со мной на расстоянии около ста футов; у него очень громкий голос, и я мало что понимаю из того, что он мне говорит; когда я появляюсь на озере в своем каноэ, он приветствует меня в знак дружбы трубным кличем. Но стоит только кому-нибудь из чужих показаться на озере или же у берега на опушке леса, как он издает какой-то необычный предостерегающий клич. Гагара величественная, очень красивая птица и не только служит украшением здешних мест, но и помогает нам.
Каждый из этих обитателей леса и озера делает свое дело и. как бы ничтожно он ни выглядел, выполняет свой долг, предназначенный ему природой. Даже крошечные птички, едва заметные среди этих необъятных просторов, имеют свое собственное место в жизни леса. Посмотрите, как они прыгают веселой стайкой среди опавшей листвы, собирая корм, необходимый для поддержания их крошечной жизни; посмотрите, какие у них живые глазки, какие они умные и уверенные в себе создания, понаблюдайте внимательнее, и вряд ли вы будете сомневаться в их праве на существование и в том, что они выполняют свой долг.
Звери очень быстро узнают заповедные места. Как это происходит, я не знаю, должно быть, есть что-то в самой атмосфере этих мест, или же дикие существа обладают каким-то особым чутьем, помогающим им угадывать опасность и безопасность на расстоянии. Одним из них нужно некоторое время, чтобы оценить положение, другие же реагируют почти моментально — все зависит от сообразительности или же настроения данного индивидуума.
Попробую пояснить свою мысль примером. Это было осенним вечером, два года назад. Я смотрю в окно и вижу оленя, который пасется на зеленом пригорке недалеко от моей хижины. Я открываю дверь, тихонько, не торопясь, спокойным свободным шагом, совсем не подкрадываясь, выхожу из дому. У оленя напрягается каждый мускул, он поднимает голову и смотрит на меня словно невидящим взглядом. В этот момент белка промелькнула быстро, но беззвучно, потому что листья на деревьях мокрые. Олень моментально переводит свой взгляд (но уши остаются неподвижными) и следит за каждым мелким движением белки на пути ее продвижения; он все видит. Потом олень поворачивает голову назад, его глаза на одной линии с ушами — и смотрит на меня. Я говорю ласково, успокаивающе. Вот он махнул хвостом, это означает, что решение принято: либо он умчится сейчас высокими пружинящими прыжками, либо примирится с создавшимся положением и останется. Как он поступит, не знаю. Я снова обращаюсь к нему и тихонько приближаюсь, продолжая говорить. Тогда он успокаивается; напряженный взгляд становится мягче, а потом олень выражает мне свое самое большое доверие: поворачивается ко мне задом, затем наклоняется и подбирает молодые веточки, которые белка сбросила с вершины сосны; пощипывая их, он время от времени смотрит на меня. Так у меня завязалась новая дружба.
Редко, когда возле меня нет того или другого из моих подопечных, хотя я и не всегда их вижу… Треск поваленного дерева или же пронзительный крик молодых бобров с озера вдруг встревожили дремлющее эхо. Дверь внезапно открывается, и я вижу в лохматых лапах пришельца ком глины с палками и сучьями — строительный материал для землянки, сооружаемой в моей хижине; потом легкие семенящие шаги направляются ко мне через всю хижину — это сурок забежал за своей ночной порцией яблока; а вот послышался шорох рогов среди ветвей ивы. Все эти звуки хорошо знакомы мне, не меньше, чем горожанам уличные шумы; они свидетельствуют о том, что я не одинок.
В этих местах, как и в любой дикой местности, встречаются хищники, поэтому я должен быть все время начеку, чтобы оградить моих лесных друзей от опасности. Волки, койоты, медведи, совы, норки и куницы — все они реальные или возможные враги. Те из ночных хищников, которые нападают и днем и ночью, ловкие и хитрые, вечно голодные, делают смертельный набег и быстро исчезают. Поэтому на протяжении многих лет я но провел ни одной ночи в постели. С наступлением сумерек я начинаю свой обход и хожу всю ночь напролет, окруженный бархатной чернотой задумчивого леса, где тихо шепчутся деревья.
И когда я брожу так по волшебным чертогам Тишины, ни один звук, какой бы слабый он ни был, не ускользает от моего слуха. Я должен уловить все звуки, ведь каждый имеет свое значение, я должен определить их быстро и безошибочно, ибо от остроты моих чувств и точности действий может зависеть жизнь тех, кто смотрит на меня с надеждой и ждет моей защиты. Но не только я прислушиваюсь все время к сигналам бедствий, охраняя своих друзей, — они платят мне тем же.
Моя жизнь стала похожа на жизнь разведчиков лесных войн в былые времена, и даже во сне какой-нибудь необычный звук, долетевший из лесу, или же внезапное смятение в Бобровом Доме, а порой просто ворвавшийся привычный шум моментально будят меня. Опасность притаилась в неверных тенях, ожидая наступления дня, когда обостренная настороженность моих подопечных или же моя, менее чуткая, притупится. И все же ее нельзя обнаружить без предупреждения. Сурок, поселившийся в моих дровах, вдруг свистит оглушительно среди ночи без видимой причины вместо того, чтобы спокойно спать; раздается испуганный крик сойки, белка несется без оглядки и, достигнув надежного укрытия, бросает вызов врагу. Я слышу глухой крик совы, белая, как привидение, она скрыта среди зелени, но я знаю — вот-вот она нападет; потом мимолетный звук, едва уловимый шорох, и, извиваясь как змея, промелькнула ласка, быстрая, гибкая, безжалостная, — лесной разбойник, убийца. И ту и другую я должен уничтожить моментально, другой возможности не будет.
Немного позже, быть может, я услышу, как легко и спокойно расхаживающий олень вдруг сделает несколько испуганных прыжков, а пасущийся невдалеке лось — я хорошо его вижу, потому что ярко светит луна, вдруг перестанет пастись, чтобы поймать какие-то, как будто и нереальные, звуки или же почуять предупреждение об опасности в набежавшем ветерке; с озера донесется заунывный крик гагары, встревоженный, таинственный, пугающий. А вслед за ним самый оглушительный из всех ночных звуков, словно пронзительный выстрел из ружья, — дружное шлепанье бобровых хвостов по воде. Потом вдруг воцаряется тишина, зловещая, напряженная, — каждое живое существо в окрестности остановилось, припало к земле или же застыло в порыве движения и в мучительной тревоге ждет, кто же первый зашевелится. Внезапно я вижу, как пробирается извилистой тропой призрачный, словно привидение среди теней, злой разбойник лесной глуши — волк!
Вот тогда, если светит луна и если я вовремя прицелюсь, а самое главное, спокойно и точно сделаю расчет, сокрушительный выстрел моего ружья положит конец происшествию и на много дней избавит моих друзей от тревоги и страшной неизвестности.
Вот так все, что можно услышать и увидеть, а также то, чего нельзя ни услышать, ни увидеть, а о чем можно лишь смутно догадываться, рассказывает мне, как идут дела у лесных обитателей, днем и ночью напоминая о моей ответственности перед ними, потому что они живут здесь под моей защитой.
ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА
Необходимо сохранить
огромные массивы девственного леса
в целях эстетических,
патриотических так же, как и экономических.
Я не берусь быть судьей
и воспитателем общества и не претендую
сказать миру новое слово.
Я только хочу помочь,
в меру своих сил, тем безмолвным существам,
среди которых протекла моя жизнь
Чем дольше человек живет в глуши леса, тем больше и больше он любит Дикую Природу во всем ее многообразии. В конце концов ему становится неприятным охотиться, и если необходимость заставляет его убить, он сделает это с чувством сожаления и сознания своей вины. Старые индейцы, неизменно соблюдавшие языческие обычаи (кстати сказать, среди этих обычаев есть много очень красивых и достойных сохранения), совершали обряд погребения, когда им случалось убить зверя, стоящего на высокой ступени развития и заслуживающего уважения и любви людей. Это чувство приходило медленно, но проникало очень глубоко и казалось мне результатом жизни, направленной главным образом на разрушение, а не на созидание. Я не могу себе представить, что этот переворот в сознании произошел только у меня, и имею достаточно фактов в доказательство того, что люди, побывавшие в аналогичных условиях, за исключением, может быть, только невежд или людей, не способных к мышлению, надменных и эгоистов, переживали то же самое хотя бы в какой-то мере.