Рассказы (публикации 2009-2010 годов)
Шрифт:
Через год после окончания войны я лежал в госпитале по поводу недолеченного последнего ранения. Однажды библиотекарь принесла мне журнал, в котором я обнаружил повесть «Сталинград» никому не известного Виктора Некрасова.
С первых страниц я стал соучастником описываемых событий. Нет, я не воевал в Сталинграде. Но хорошо знал, что такое война.
В ту пору мне исполнился двадцать один год. В моем офицерском планшете ютились стихи, написанные между боями. Я был стопроцентным ура-патриотом. Но в стихах, как ни странно, почему-то не проглядывали ни пафос, ни ура-патриотизм. Словно написал их не я, а другой человек. Я стеснялся своих стихов. Знал, что советские поэты и писатели, настоящие коммунисты и патриоты, пишут о войне совершенно иначе. У меня так не получалось.
И вдруг человек, которого опубликовали, следовательно, писатель, увидел войну моими глазами.
Впервые в жизни я дважды подряд прочитал книгу. С тех пор «В окопах Сталинграда» одно из любимейших мною литературных произведений.
Спустя несколько лет после заочного знакомства, – в ту пору я был студентом, – в филармонии во время антракта я увидел невысокого худощавого мужчину с усиками на выразительном лице, со значком лауреата Сталинской премии на лацкане пиджака. Он прогуливался по фойе, любовно поддерживая под руку старую даму.
– Виктор Некрасов, – с почтением сказал мой собеседник.
Это единственный случай, когда видел Некрасова со значком лауреата. (В пору нашей дружбы Виктор как-то показал мне значок, полученный взамен старого. На кружке такого же диаметра профиль убийцы заменили на колос. «Одни усы оставили» – сострил Некрасов).
Шли годы. Я прочитал «В родном городе», и «Киру Георгиевну», и «Васю Конакова», и другие рассказы, и все, что выходило из-под пера знаменитого писателя. Мы жили в одном городе. У нас были общие друзья. Но ни разу не пересеклись наши пути.
Однажды мой восьмилетний сын попросил меня повести его на футбольный матч, играло киевского «Динамо» с ленинградским «Зенитом».
Холодный осенний день. По пути на стадион мы зашли к моему другу, спортивному журналисту, чтобы вместе пойти на матч. Но он, оказалось, никуда не спешил.
– Как же ты напишешь отчет? Ведь завтра он должен быть в «Советском спорте»?
– Отчет уже написан. Осталось вписать счет, кем и на какой минуте забиты голы, что мы узнаем по телевидению.
– Забавно. Я считал, что хотя бы спортивные журналисты у нас говорят правду. Будь здоров. Мы пошли.
– Оставайся.
– Не могу. Я обещал сыну матч.
– Ты действительно желаешь увидеть это зрелище? – обратился журналист к моему сыну.
– Хочу.
– В таком случае, садись напротив ящика и смотри матч в тепле, в обществе двух интеллигентных людей, а не на холоду в окружении десятков тысяч обезьян и питекантропов. А мы с твоим отцом примем по сто грамм.
Сын согласился без возражений. И тут же в дверь настойчиво позвонили. Вошел Виктор Некрасов с бутылкой в руке.
– После маминых именин осталась бутылка водки. Один я пить не могу. Все на стадионе. Я подумал, что спортивный журналист не такой идиот, чтобы пойти на футбол. Но, если бы ошибся, разбил бы бутылку о бровку тротуара.
– Вы знакомы? – спросил мой друг.
– Я думаю, что вы – тот самый Деген, о котором мне прожужжали уши.
Рукопожатие его оказалось крепким, мужским.
Даже в Израиле, где все друг с другом на ты, где к самому Господу обращаются именно так, я очень медленно и трудно перехожу на «ты» с новыми русскоязычными приятелями. Со времени, когда я прочитал «Сталинград», Виктор Некрасов казался мне недосягаемой высотой. К тому же, он на четырнадцать лет старше меня. Тем удивительнее, что с первой минуты мы перешли на «ты». Это некрасовский талант общения с людьми.
Мне часто приходилось быть свидетелем, как он, ни в малейшей степени не насилуя своей природы, не принуждая себя, на равных беседовал с выдающимся академиком и с крестьянином, с трудом наскребавшим пару десятков слов. Причем, для Некрасова это было таким естественным, что беседа и с первым и со вторым протекала, казалось, в одном ключе.
Зимой, если я не ошибаюсь, 1963 года в Киеве проездом из Москвы в Берлин побывал Стейнбек. Ему устроили помпезный прием в Союзе писателей Украины.
Некрасов как раз находился у нас и ничего не знал о приеме, на который его не удосужились пригласить. Виктор Платонович попрощался и ушёл, а примерно через полчаса к нам явился нарочный из Союза писателей. Так он представился. Мне он показался не столько чиновником писательской организации, сколько офицером другого ведомства.
В ту пору мы жили в коммунальной квартире километрах в шести от центра города. Без телефона. Нарочному (или офицеру) я сказал, что действительно Некрасов был у нас, но ушел и мне неизвестно куда.
В восьмом часу вечера Некрасова все же разыскали и привели в «похоронный зал». Так Виктор называл роскошный банкетный зал Союза писателей. Там устанавливали гробы усопших украинских писателей.
В тот вечер в зале царила траурная атмосфера. Более часа хозяева и официальные гости сидели в напряженном состоянии, а «невоспитанный» Стейнбек не желал ни с кем общаться, пока не встретится с Некрасовым.