Рассказы, сказки, стихи
Шрифт:
Кочерыжка замолкал, пристально вглядываясь в каждое лицо, как будто хотел запомнить его на всю жизнь.
– Изучает чегой-то!
– шутили бойцы и дразнили Васю Воронова.
– Эй, отец, докладай, что ли, по начальству насчет новорожденного!
– Боюсь, отымут, - хмурился Вася, прижимая к себе мальчонку. И упрямо добавлял: - Не дам. Никому не дам. Так и матери его сказал - не брошу!
– Одурел, парень! С ребенком, что ли, в бой пойдешь? Или в няньки теперь попросишься?
– урезонивали Васю бойцы.
– Домой отошлю. К бабке, к матери. Закажу, чтоб берегли тама.
Твердо решив судьбу Кочерыжки, Вася Воронов добился своего. Поговорив по душам с начальством и передав своего питомца с рук на руки медицинской сестре, Вася написал домой длинное письмо. В письме было подробно описано все происшедшее, и кончалось оно просьбой: держать Кочерыжку, как своего, беречь, как родное дите сына Василия, и не называть его больше Кочерыжкой, потому как мальчик крещен в теплой речной купели самим Вороновым и его товарищами, давшими ему имя и отчество: Владимир Васильевич.
Молоденькая сестричка привезла Владимира Васильевича в семью Вороновых зимой сорок первого года, когда сами Вороновы, заколотив свой домик, бежали с вещами и авоськами к голубой станции. На ходу, второпях прочитали Анна Дмитриевна и бабка Петровна письмо Васеньки, со вздохами и слезами приняли от сестрички сверток в сером солдатском одеяле и, нагруженные вещами, полезли с ним в дачный вагон, а потом в теплушку... А когда вернулись на старое жилье и открыли свой отсыревший домик, война уже отодвинулась, письма Васеньки шли с немецких земель, а Кочерыжка уже бегал по комнате и сидел на скамейке, пристально изучая новые углы и новые лица своими зеленовато-голубыми глазами под темными шнурками бровей. Мать Васеньки, Анна Дмитриевна, осторожно поглядывая в сторону мальчика, писала сыну:
"Завет чести твоей и совести, дорогой наш боец Васенька, мы сохраняем. Кочерыжку твоего, то есть Владимира Васильевича, не обижаем, только достатки наши невелики - особенно содержать его не можем. По приказу твоему мальчику о тебе поминаем, как что между вами произошло, и бутылочку тую держим на память. Еще разъясни ты нам, Васенька, как ему нас звать прикажешь, а все "тетенька" да "тетенька" я ему, бабку зовет Петровной, а сестренку твою Граню Ганей кличет".
Вася Воронов, получив письмо, слал ответ:
"За хлопоты ваши великое спасибо. В остальном разберусь, как домой приеду. Одна просьба: Кочерыжкой не звать, потому как это звание походное, данное случаем по обстоятельству местонахождения в капусте. А он должен быть как человек, Владимир Васильевич, и сознавать то, что я ему отец".
Кочерыжке своему Вася Воронов, подумав, всегда писал одно и то же: "Расти и слушайся". Пока что больших задач воспитания приемного сына он на себя не брал. Кочерыжка рос плохо, а слушался хорошо. Слушался молча, медленно, понятливо и серьезно.
– Батюшки, да что ты как спеленатый на лавке сидишь? Пойди хоть побегай маленько!
– замечая его, на ходу кричала тетенька Анна Дмитриевна.
– А где побегать?
– сползая с лавки, спрашивал Кочерыжка.
– Да в садике, батюшки мои!
Кочерыжка выходил на крыльцо и, как будто стесняясь, с неуверенной улыбкой смотрел на тетеньку, потом, опустив руки, неловко перебирая ногами, бежал к калитке. Оттуда медленно возвращался и снова садился на лавку или на крыльцо. Петровна качала головой:
– Притомился, Кочерыжка, то бишь Володечка?
Мальчик поднимал тонкие брови и односложно отвечал:
– Не.
Граня бегала в школу. Иногда у крыльца, как стайка веселых птиц, собирались ее подружки. Граня вытаскивала Кочерыжку, сажала его к себе на колени, дула на его большой лоб с пушистыми темными завитками и, скрестив на его животе крепкие, загорелые руки, говорила:
– Это наш, девочки! Мы его в капусте нашли! Не верите? Он сам знает. Правда, Кочерыжка?
– Правда, - подтверждал мальчик, - меня в капусте нашли!
– Бедненький!
– ахали девочки, поглаживая его по головке.
– Я не бедненький, - отводя их руки, говорил Кочерыжка.
– У меня отец есть. Вася Воронов - вот кто!
Девочки начинали возиться с ним, но Кочерыжка не любил шумных игр. Однажды Петровна дала ему немного земли из старого цветочного горшка, и в самом углу широкой скамьи Кочерыжка устроил себе огород. На огороде он сделал аккуратные грядочки. Граня дала мальчику красной глянцевитой бумаги к зеленой папиросной. Кочерыжка вырезал круглые красные ягодки, разложил их на грядках, а рядом воткнул зеленые кустики из папиросной бумаги. Потом принес из сада ветку и повесил на нее бумажные яблочки, раскрашенные с помощью Грани. В игре принимала участие и Петровна - она тайком подкладывала в огород свежую морковку и громко удивлялась:
– Гляди-ка, морковь у тебя поспела!
Анна Дмитриевна называла Петровну потатчицей, но сама как-то привезла два игрушечных ведерка и совочек для "огорода". Кочерыжка любил землю; он брал ее на ладонь, прижимался к ней щекой и, когда скупое зимнее солнце падало из окна, серьезно говорил:
– Не загораживайте солнце-то - ведь расти ничего не будет!
– Агроном!..
– с гордостью говорила о нем Петровна.
* * *
Жизнь в то время была трудная. У Вороновых не хватало хлеба, картошки своей не было. Анна Дмитриевна работала в столовой. Она приносила в бидончике остатки супа. Граня с размаху залезала в бидон ложкой и вылавливала гущу. За столом мать бранила ее:
– В такое-то время, когда весь народ от войны еще не оправился, она только о себе думает! Выловит гущу, а мать и бабушка как хотите! Да Кочерыжка еще на руках у нас!
Громкий голос и сердитые слова пугали Кочерыжку.
– Я не буду!
– испуганно говорил он, сползая со стула.
– Я не буду кушать!
– Сядь!.. Что за "не буду" такое?
– в раздражении кричала на него Анна Дмитриевна.
Кочерыжка низко наклонял голову и начинал капать крупными слезами. Петровна схватывалась со своего места и, вытирая ему глаза передником, ругала дочь и внучку: