Рассказы старого матроса
Шрифт:
Ничего не может быть ужаснее тамошнего климата. Палящая жара вперемежку с невероятными ливнями, лихорадки, ядовитые насекомые и гады. Одним словом, ни один каторжник не прожил там долее восьми лет.
Недаром французы прозвали Кайенну сухой гильотиной.
Чего только не рассказывали про зверства тамошних надсмотрщиков!
Жаловаться на них было некому, а набирали их из самого что ни на есть сброда, ибо какой же порядочный человек согласится быть надсмотрщиком в Кайенне?..
Мы подняли французский флаг.
Смотрим,
Туда ведь пускают с большим разбором.
Чиновники поднялись к нам на палубу и, узнав, в чем дело, наотрез отказались пустить на остров.
Они предложили отправляться прямо в Кайенну.
Капитан разозлился.
Как! Французский корабль не может взять воды во французской же колонии? В Кайенну вовсе не по пути. Это безобразие.
Надо сказать, что наш капитан умел напускать страху на кого угодно.
Ругались, ругались, и, в конце концов, чиновники предложили нам все же отправиться на остров Святого Иосифа.
Но капитан заартачился.
— Желаю, — говорит, — брать воду на Чортовом острове, и баста!
В конце концов, те согласились при условии, что все это произойдет очень быстро.
Мы взяли боченки и отправились на остров.
На берегу стояли полуголые худые люди и смотрели на нас с тупым любопытством. Что это были за люди!
Я, признаться, весь вздрогнул, когда вступил на этот подлый остров. Как знать! Неизвестно, что еще случится в жизни. Может быть, придется еще явиться сюда с ядром, привязанным к ногам.
Жандармы окружили нас, словно боялись чего-то.
В отдалении я видел группы полуголых людей, копавших землю, и рядом с ними какого-то здоровенного малого с револьвером в одной руке и с резиновой палкой в другой. Этой палкой он вдруг вытянул по спине одного из землекопов. Жандарм крикнул ему что-то. Должно быть, при нас не следовало бить. Ведь тут все делалось шито-крыто.
— А что они копали? — спросил русский.
— Да в том-то и дело, что ничего! — вскричал дед. — На этих адовых островах абсолютно нечего делать.
Там сегодня роют яму, а завтра ее же забрасывают землею. Или камни перетаскивают с места на место.
В стороне чернели бревенчатые бараки. Из них вдруг вылез совсем голый человек и побежал к нам, крича что-то диким голосом. Мы разобрали только: «Муравьи, муравьи!»
За человеком гнались надсмотрщики. Его схватили и увели в барак.
Нас поразил цвет его кожи: он был весь пестрый, в больших красных пятнах.
Один из сопровождавших нас жандармов, молодой совсем, вдруг огляделся, не видят ли другие жандармы, и быстро шепнул мне:
— Этого человека в наказанье привязали к дереву у самого муравейника. Он сошел с ума. Скажите капитану. Пусть напишет.
Я так и похолодел. Надо знать, что такое гвианские муравьи...
Бедняга жандарм, должно быть, был из добряков. Только кому мог написать капитан? Разве господу богу, да и к нему, пожалуй, перехватили бы письмо.
Я был рад, когда добрался до судна.
Понятно, только и разговору было, что об ужасах острова.
Ребята, ходившие после нас, слышали в одном из бараков вопли и удары бича. Говорят, какой-то каторжник сломал себе ногу, а его все-таки заставляли работать...
Капитан наш места себе не находил.
Вдруг подплывает к «Аргентине» еще одна лодка.
Вылезает молодой и хорошо одетый чиновник и выражает желание поговорить с капитаном. Капитан повел его в свою каюту. Минут через десять чиновник отбыл.
Нас всех разобрало любопытство.
Наполнив все боченки пресной водой, мы, наконец, покинули остров и вздохнули с облегчением. Нам все чудились чьи-то крики и стоны на том мрачном берегу.
Да, хорошее местечко выбрали люди для наказания других людей. И ведь подумать, что иные были виновны лишь в том, что думали не так, как хотелось Бонапарту.
Когда судно вышло в открытое море, капитан созвал нас всех и сказал:
— Во время этой бури с острова бежал преступник. Он сделал себе плот из бревен, приготовленных для постройки барака. Если кто-нибудь заметит плот, немедленно дайте мне знать. Мы обязаны сдать преступника французским властям.
Капитан, говоря так, поглядел на нас, а мы поглядели на него. И отлично поняли друг друга.
Но как ни смотрели мы на море, а никакого плота видно не было.
Должно быть, сладко жилось бедняге на этом острове, если он решился пуститься в море при такой погодке.
Прошло дня три, и мы перестали смотреть. Шли мы очень медленно, ветра совсем почти не было. Милое гвианское солнышко работало на славу и поджаривало нас, как бифштексы.
Вдруг кто-то крикнул:
— Смотри вест-зюд-вест!
Капитан вышел из каюты.
Какая-то точка. Не разберешь что. Не то лодка, не то скала.
Капитан долго всматривался. Наконец, говорит:
— Скала.
На всякий случай повернули посмотреть, в чем дело. В море интересует всякая мелочь. Синяя пустыня, в конце концов, приедается.
— На скале лежит человек! — воскликнул вдруг капитан. — Посмотрите!
Помощник взял трубку.
— Да, да... человек, и шевелится. А возле скалы что-то вроде бревен.
У нас мурашки пробежали по спине. Каждому пришла в голову мысль «это он». Спустили шлюпку. Я сел на руле.
Теперь уже и простым глазом можно было разглядеть человека и разбитый плот. Человек еле-еле шевелился и не обратил на нас никакого внимания. И скала как будто шевелилась. Мы крикнули — он не ответил.