Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Ничего, проглотил он эту ахинею. А я думаю: вот был бы номер – идёт на нас медведь, а у него в лапе мобильный звонит…
И тут, точно по времени, завозился впереди наш медведь. Кусты шевелит, взрыкивает – хорошо у Витьк'a получается, прямо как я учил. Особо не показывается, а сям-там мельтешит.
У начальника даже очки вспотели, руки дрожат, ствол ходуном ходит – спасибо, что не зажмурился. Конечно, первый раз на охоте, да сразу на хозяина – кто не заволнуется.
– Ты ствол-то на сучок положь, – шепчу, – а этак не то, что в медведя, а и в сарай попасть мудрено!
Послушался
Тут, я слышу, и Степаныч стрелил, жаканы у него с воем, специальные. Ничего, Степаныч дело знает, в ста шагах промаху не даст, это он так, для острастки, видно. Ну, и я один ствол в воздух разрядил – для порядка тоже, надо ж комедию поддерживать.
И тут гляжу – несётся на нас наш медведь на задних лапах, и орёт так, что аж в ушах свербит:
– Спасите! Помогите! А-а-а-а!!
Точно – вылетает за ним, за Витьком-то, медведь, да настоящий. Нашему-то медведю чужая шкура мешает, ноги заплетаются, а поди-ка – шпарит, как страус, ноги выше головы. Держит дистанцию.
Тут я и обмер: медведь-то не тот, не домашний, а пришлый, из тайги – видать, на куриную кровь пришёл. Подошёл на запах, а тут и нет ничего. Осерчал, конечно.
А из всех патронов, почитай, только у меня один и остался, в левом стволе: У Степаныча-то штуцер одноствольный, пока перезарядишь; Виталик не стрелок: вчера на пробу в сосну ни разу попасть не мог; а про начальника-то ихнего и говорить нечего. Да и заряды у него сами знаете какие.
А медведь-то вот-вот Витька достанет! Веду я его на прицеле, выбираю момент, и знаю: промахнуться мне сейчас никак нельзя. Спускаю курок – осечка! Тут на меня вроде как остолбенение нашло: ну, думаю, прощай, Витёк, да и нам со Степанычем крышка – не обеспечили безопасность, посадят теперь на столько, сколько люди не живут…
И вдруг – визг! Пронзительный, слов не разобрать, да и были ли там слова-то – это до нашей женской сборной дошло, что дело поворачивается совсем не так, как задумано. Я вроде и не оборачивался к ним, а только в память запало: стоят, за руки держатся, глаза накрепко зажмурили, и орут так, что в области без телефона слышно.
Медведь-то тоже оторопел. Метнулся назад – только его и видели.
А шкуру из-под Витька мы потом Петру Ильичу подарили. Варвара отстирала – и подарили…
Алмаз
Вечера сейчас у нас на кордоне стоят прямо царские: гнус весенний отошёл, а что из лётного комарья и оставалось – нынче грозой прибило. Лето к макушке идёт – июнь месяц, самая теплынь! Тайга стоит ласковая да умытая, солнышко закатное в озере полощется, утки где-нигде покрякивают – тоже и им оказать себя хочется, хоть из рогозника на чистое место и не идут: утята у них, берегутся. Как же тихо да славно вечерами! Природа к отдыху клонится, вся земля в истоме – перед сном самым, последние птахи досвистывают. Такое ласковое наступает предсумеречное время – мир да благодать! Ну, мы, конечно, со Степанычем на веранде самовар взгрели, чаёвничаем неспешно, с пониманием, с расстановкой, разговоры ведём. За день-то наломались, приустали маленько, самая пора передохнуть – за чайком с чабрецом да за вареньем малиновым. Малины нынче Варвара заготовила много: что грешить, на лесную-то ягоду каждый год урожай.
Тут сказать надо – Степаныч мой геологией стал интересоваться; это с тех пор, как в Лосином распадке геологи лагерь свой разбили. То ли золото ищут, то ли руды какие. Край тутошний – самый что ни на есть богатеющий, говорят. А то мы сами не знаем! Ну, Степаныч-то и повёлся. Камней натащил полон дом – ничего, разные, и красивые тоже попадаются. Накупил книжек всяких, читает, и словечки мудрёные у него проскакивать стали. «Сингония», к примеру, или «спайность» – слыхали такое? То-то. Правда, сами геологи его не больно привечают, да ведь и людей тоже понять можно: за день изробишься, а тут он со своими «как» да «почему»…
Вот геология-то и есть всему причина. Начиналось оно всё куда как прекрасно: притащил он нынче друзу горного хрусталя, кварц по-научному. Большой такой кристалл, красивый, блестящий.
– Тут, – говорит, – где-то и гранаты должны быть, по всему видно. Этих гранатов основных разновидностей бывает пять: пироп, гроссуляр, альмандин…
– Стоп-стоп-стоп! – говорю. – Ты мне не студент, я тебе не профессор. Для меня все твои камни делятся на две категории: красивые и некрасивые. Этот вот кварц твой – ничего, гож. Вон на этажерку положи, пусть красуется… А какой камень самый-самый дорогой?
– Ну, ты даёшь, Трофимыч! Алмаз, конечно. Это каждый знает.
– Вот. Когда ты мне алмаз найдёшь да заместо этого положишь…
– Ага, найдёшь его! Хотя… Состав пород у нас вроде и подходящий, да вот только самого главного нет…
– Чего?
– Кимберлита. Глина такая синяя.
– А чего ж нет? Есть. Вот аккурат под Лосиным распадком я такую и видал. Ну, не то, чтоб уж совсем синяя, серая скорее, с сизым таким отливом. Однажды в дождь сверзился я в овраг – скользко было – да так вымазался этим твоим кимберлитом, что чуть отстирался потом. Давненько это было, ещё до того, как вас с Варварой сюда прислали.
– Ну-ка, ну-ка, где это точно?!
Загорелся Степаныч. А только не дали нам разговор закончить. Тут как раз этот Волк и объявился – геолог-то. Подошёл тихонько, мы и не слыхали, смотрит дико, глазами ворочает и молчит. Новенький он, что ли. Мы его всего-то раза два и видали. Алексей вроде, только никто из своих его так не зовёт: Волк да Волк – то ли по фамилии, то ли ещё как себе кличку заработал.
– Ну, проходи, – говорим мы со Степанычем, – проходи, Алексей Батькович, присаживайся, гостем будешь. В ногах правды нет.
Не садится.
– Некогда мне, – говорит, – мужики. Вы вот лучше телефон мне дайте, позвонить нужно срочно, а то я свой разбил.
Я вижу – нервничает парень, а когда он боком повернулся – тут я и обалдел.
– Э, да у тебя, парень, весь рукав в кровище! Степаныч, ну-ка, живо за медициной! Эк тебя угораздило! Что случилось-то?
Степаныча моего как ветром сдуло. Слышу, уж в кладовке шебуршит, где у нас лекарства. А геолог помялся немного и говорит:
– Пулевое ранение у меня. Ладно, это так, ничего…