Рассказы. Часть 1
Шрифт:
— Хороших для чего?
«Для того чтобы убедить Кэрол отпустить Элен, — подумал он, — она держит ребенка в еще большей строгости, чем Дороти держала ее».
— Для того чтобы смотреть, я полагаю, — произнес он вслух.
Из театра Лайонел побрел в противоположную от моря сторону. За рядом больших, выходящих к морю отелей шел параллельный ряд дешевых гостиниц. Викторианские торговые пассажи тянулись в сторону главной улицы, кичащейся своей изысканностью. Среди кафе-кондитерских и немыслимо дорогих универмагов не было видно ни одного паба, ни единого увеселительного заведения. Толпы престарелых отдыхающих проводили все свободное время, фланируя от одного конца улицы к другому,
Плату за складные стулья взимал долговязый, худосочный молодой человек траурного вида, чьи усы походили на пересаженные брови. Лайонел тяжело плюхнулся с бурчащим в животе завтраком на стульчик возле эстрады. Послеполуденному концерту предшествовало представление на открытом воздухе, в котором принимали участие ковыляющие по лужайкам младенцы и клерки с коробками для завтрака. Спектакль показался Лайонелу скучноватым. К тому моменту, когда пожилые музыканты в смокингах начали собираться на эстраде, он уже задремал.
Попурри из венских вальсов не смогло разбудить его, равно как и отрывки из Моцарта и Мендельсона. Он не смог поднять головы, даже когда оркестр исполнил пьесу, которую он счел бы тошнотворной, не заслуживающей даже заглушённых перчатками аплодисментов пенсионной аудитории. Хотя он не мог припомнить, из какой это оперы, музыку он узнал. Это был «Танец акробатов». Танец не разбудил Лайонела до конца, но всколыхнул воспоминания.
Через несколько дней после того, как он увидел в зеркале Дороти, ее мать повела их в «Империал». Она заставила их сесть рядом, словно это могло сгладить любое недоразумение, но Дороти отодвинулась от него, выставив коленки в проход. Она чуть ли не полвечера ела мороженое из стаканчика, и шорох деревянной палочки начал действовать Лайонелу на нервы. Когда она в очередной раз несла ко рту малюсенький кусочек, конферансье объявил «Крошечных акробатов» и — ее палочка застыла на полпути. Две гигантские женщины вперевалку вывалились из-за кулис на сцену. Лайонел так и не понял, отчего Дороти вжалась в кресло: испугавшись их размеров или же ощутив надвигающуюся угрозу. Длинноволосые, с пухлыми физиономиями великанши, пошатываясь, приблизились к рампе, после чего цветастые платья, доходящие женщинам до икр, распахнулись. Внутри каждой оказалась пирамида, составленная из трех карликов в детских костюмчиках с оборочками. Карлы попрыгали с плеч друг друга (платья рухнули под тяжестью париков) и скатились со сцены по боковым ступенькам.
— Кто хочет покувыркаться? — хрипло выкрикивали они. Лайонел ощутил, как Дороти отодвинулась от прохода и прижалась к нему. Если бы она попросила, он поменялся бы с ней местами, но ему казалось, она с таким отвращением прикасается к нему после инцидента в ее комнате… Когда два карлика поскакали в их сторону, вертя квадратными головами и тараща глаза, он пихнул Дороти локтем. Она дернулась и вскрикнула, что привлекло внимание ближайшего карлы, который быстро заковылял к ней. Дороти вскочила на ноги, уронив на себя стаканчик с мороженым, и метнулась под спасительные своды дамской комнаты. Тетке пришлось несколько раз просить Лайонела пропустить ее, припомнил он с тоской. Часть его хотела знать, что произойдет, если карлики поймают кузину.
Он очнулся, не успев еще глубже уйти в воспоминания. Весь концерт он проспал, и теперь звучали только аплодисменты. Его разбудил не столько их шелест, сколько ощущение, что тело готово освободиться от некой составляющей, которую больше не в силах держать в себе. Лайонел выпрямился на стуле от нежданного звука — протяжной резонирующей отрыжки, которая особенно отчетливо прозвучала в наступившей вслед за аплодисментами тишине.
Лайонел попытался исчезнуть как можно быстрее и незаметнее, его охватила полузабытая детская уверенность, что если он не станет смотреть, то не увидят и его. Перед ним промелькнули несколько пар, глядящих во все глаза, словно он был актером из ненавистного им «Империала». Некоторые старички на главной улице хмурились, видя, как он шагает со все возрастающей скоростью, но Лайонел думал лишь о том, чтобы добраться до своей комнаты.
Кэрол с Элен были на кухне, и он задержался на лестнице только из-за одышки. Повернул ручку двери, надавил на нее, но сделал в сторону кровати один-единственный шаг.
Тот, кто прибирался в комнате, вернул зеркало на подоконник. Лайонел, кажется, увидел в овальном стекле свое отражение, но мелькнувшее там лицо исчезло быстрее, чем он шагнул к кровати. Вероятно, из-за слишком быстрой ходьбы ему померещилось лицо, беспомощно канувшее в темноту, которой не было в комнате. Он потер глаза, и когда взглянул снова, в зеркале не было ничего, кроме его собственной сконфуженной физиономии.
Мраморные ручки хранили тепло. Они вернули ему ощущение соприкосновения с плотью, которого он избегал после смерти родителей, хотя нельзя сказать, что при жизни они часто его ласкали. Он водрузил зеркало на комод и отвернул его к стене, затем улегся поверх одеяла, пытаясь расслабиться более упорно и безуспешно, чем после рабочего дня в школе, пока звук гонга не ударил его по нервам.
Ел он мало. Не только опасаясь новой отрыжки — еще ему казалось, будто за ним наблюдает некто, знающий о нем больше, чем он может предположить. Когда Лайонел принес свои тарелки на кухню, Кэрол обеспокоенно и негодующе заморгала.
— Обед был отличный, — заверил он ее, хотя обед был точной копией вчерашнего, только с холодной говядиной вместо ветчины. — Просто я не голоден. Видимо, меня слишком волнует предстоящее свидание с юной леди.
— Ты по-прежнему хочешь пойти куда-нибудь с дядей? Элен стояла, повернувшись спиной, пока он говорил, но теперь обернулась, живо и радостно улыбаясь:
— Да, с удовольствием, дядя Лайонел.
Так она больше походила на девочку, которую он помнил. Они прошли целую улицу, когда он спросил:
— Просто пройдемся?
— Пойдем на аттракционы.
— Лучше отложить до тех пор, пока я не наведаюсь в банк.
— У меня есть деньги. Если мы не пойдем в парк, я вообще не хочу гулять.
Ему показалось, она поняла, что он просто нашел отговорку.
— Ладно, платишь ты, — сказал он.
Всю дорогу Лайонел убеждал себя, что далеко разносящиеся в вечернем воздухе крики выражают восторг. Увидев за воротами парка расписных лошадок, покачивающихся, словно на приливной волне, он испытал некоторое облегчение. Он остановился у старой карусели, чтобы отдышаться.
— Может, — выговорил он, — пойдем сюда? Элен закусила нижнюю губу:
— Это для малышей.
Он мог бы съязвить, что еще год назад она так не считала, но вместо этого спросил:
— Тогда на что мы пойдем?
— На «Пушечное ядро».
— Я думал, «американские горки» привлекают тебя еще меньше, чем меня.
— Тогда я была маленькой. Теперь они мне нравятся, и «Рискованный спуск», и «Уничтожение».
— Ты очень рассердишься, если я просто посмотрю?
— Нет. — Это короткое слово вроде бы выражало сочувствие, потому что она добавила: — Вы можете выиграть что-нибудь для меня, дядя Лайонел.