Рассказы
Шрифт:
— Но ведь у меня всего один хвост, а не три, — печально сказал Вова.
— Да-а-а, — согласилась Серафима Игнатьевна. — Жалко, очень жалко, что у тебя всего один хвост! Такой талантище пропадает! Такой Гениальный Питонище!..
Так Вова не стал пианистом.
Но вот один раз Вова, как всегда, валяя дурака, висел на пальме. Он уже совершенно изнемогал от безделья и, чтобы уже совсем окончательно обалдеть, болтал головой: влево-вправо, влево-вправо… В это время мимо пробегал страус Прохор Семёныч, преподававший в школе танцев «Тропическая рэпка».
— Боже мой! — воскликнул
И Вова бегом, если так можно выразится, пополз в «Тропическую рэпку».
— Думаю, — сказал Прохор Семёныч, — наибольших успехов ты, Вова, добьёшься в бальных танцах. Смотри, Вова, вот это называется «па-де-катр».
Тут Прохор Семёныч как-то так подскочил и сделал какую-то особенную дюдюлину своими ногами и встал в какую-то такую особую позу. Довольно забавную, хотя и смешновастенькую.
— Понял? — спросил страус.
— Ага, — ответил Вова, почёсывая хвостом затылок.
— Хорош чесаться, не в бане, а повторяй.
Но Вова подумал-подумал, посопел-посопел и сказал:
— Но ведь у меня нету двух ног. У меня есть только… я один.
— Да, — печально согласился Прохор Семёныч. — Да, жаль, что ты такой… неногастый, а такой… хвостоголовый, очень жаль, что у тебя нету хоть какой-нибудь завалящей пары ног…
Так Вова не стал танцором.
А потом Вова ещё не стал баскетболистом, наездником, трубачом, бегуном… Даже художественной игрой на деревянных ложках Вова не стал заниматься. Хотя во всём он был жутко-прежутко талантливый. И совсем ему стало грустно.
И вот один раз висел он, как всегда, на пальме и от нечего делать печально царапал ствол пальмы осколочком кокоса, зажатым в кончике хвоста. Так, просто — каля-маля. То монстра какого-нибудь нарисует, то питона Лёшу из соседней пальмовой рощи. Страшный вредина этот Лёша. Хуже монстра.
В это время мимо пролетал попугай Сергей Сергеич, учитель рисования в школе «Тропические пачкуны». Сергей Сергеич был с мольбертом и в беретке. Все художники обязательно носят беретки. Или на худой конец кепку.
— Надо же! Какой способный змеёныш! — воскликнул Сергей Сергеевич, растопырив перья. — Какое чувство формы! Какая фантазия! Ну-ка, давай-ка, суперсарделька, ползи ко мне в школу! Хватит наскальной живописью заниматься. Пора браться за дело.
И Вова пополз в школу к Сергей Сергеичу. И на этот раз, как вы понимаете, Вовиного хвоста вполне хватило. Вова брал хвостом кисточку — и давай рисовать! Да ещё как!
И здесь он добился жутких-прежутких успехов. Стал известным художником и всё такое. И, кстати сказать, «Толковый словарь языка питонов в 95 томах», тот, что с красочными иллюстрациями, проиллюстрировал Вова. Там так и написано: «Иллюстрации питона Вовы». Сто тысяч иллюстраций. Одна лучше другой.
Вот так.
В общем, главное — быть настоящей творческой личностью. И работать, а не хвостом в носу ковыряться. А остальное приложится.
Человек Петька и поросёнок Ванька
Жил-был на свете симпатичный поросёнок. В очках. Звали его Петька. Петькина мама
Петькин папа, как нетрудно понять, был свин. Или, иначе говоря, хряк. Это уж как вам больше нравится. Свинохряка звали Валентин Петрович. Валентин Петрович почти всегда спал. Если, конечно, не кушал. А поскольку во сне все люди и свиньи добрые, то и Валентин Петрович был всегда добрым.
Жили они все в уютном, комфортабельном свинарнике. А свинарник находился на свиноферме, которая называлась «Светлые дали».
В «Светлых далях» было очень много свиней, хряков и поросят. Потому что у свиней всегда многодетные семьи, не то, что у людей. Свиньи очень любят детишек-свинят. Они их всё время тютюшкают, мамушкают. У Петьки, например, было целых сорок восемь братиков и сестрёнок. Представляете? Приходите вы домой, а у вас в комнате почти полсотни таких же, как вы, оболтусов. И все хрюкают. Красота!
Ну так вот. Надо сказать, что в «Светлых далях» была особая свинячья школа, где учились все малолетние поросята. И Петька тоже учился. Он очень любил учиться. И вообще он был очень умный, этот поросёнок Петька. Он очень-очень много читал. Так много, что даже пришлось завести ему очки. Читал он всё подряд: и про физику, и про биологию, и про монстров, и даже Пушкина с Лермонтовым. А поскольку у Петьки была отличная память, то он всё помнил. И про хромосомы, и про «Я вас любил».
Вот. А ещё надо сказать, что главными на свиноферме был свинофермер Александр Иванович и свинофермерша Александра Ивановна. Очень хорошие люди, любившие хрюшек всей душой. Они их называли «наши родные свинтусы». А вот их сын — Ванька — надо сознаться, был не очень добрый. То есть лучше так: добрый (все мы внутри, если покопаться, добрые), но вредноватый.
Ванька всё время норовил поиздеваться над свинюшками. И особенно доставалось от Ваньки поросёнку Петьке. Как он только его не обзывал! И «чушкой в пенсне», и «хряком-ботаником», и «четырёхглазой свинищей», и «кабаном в иллюминаторах», и «поросёнком Знайкой»…
Сидит, например, Петька в своём свинарнике, мирно читает «Энциклопедию для детей» (том 17 «Химия»), а Ванька подходит и давай дразниться:
— Эй ты, Менделеев непарнокопытный! Профессор тухлых желудей! Всё прочитал?
— Нет, ещё не всё, — отвечал Петька. — Я ещё про молекулу нуклеиновой кислоты с углеводофосфатным скелетом не дочитал.
— Ну и дурак, — говорил Ванька и убегал на речку. Рыбу ловить. Он всё время ловил рыбу. А учился он очень плохо.
Или сидит, скажем, Петька и читает учебник французского языка. А Ванька тут как тут:
— Эй ты, свинья французская! Бонжур-абажур… Чего разважничался? В Париж захотелось? Как хоть по-французски, «свинья»-то?
— Кошон, — отвечал Петька.
— Кошон-корнишон… Всё выучил-то? Зубрила-хрюндль…
— Нет, я ещё не все прошедшие времена знаю…
— Ну и дурак, — и Ванька убегал на речку.