Рассказы
Шрифт:
На этот раз она отправилась туда одна и чуть не заблудилась в степи. Наконец, сделав огромный крюк, она все же добралась до жилья колдуна. Трендла дома не было, и Гертруда не стала ждать, она пошла туда, где он работал, - издалека видна была его согбенная фигура. Трендл ее узнал и, бросив на землю корни дрока, которые держал в руках (он их выкапывал и затем складывал в кучу), сказал, что проводит ее домой, так как путь неблизкий, а дни сейчас уже короткие и скоро стемнеет. Они вдвоем пошли степью. За эти годы Трендл так сгорбился, что голова его почти касалась земли, и весь он был такого же цвета, как земля.
– Я знаю, вы умеете заговаривать бородавки и другие наросты, - сказала Гертруда.
–
– Она обнажила руку.
Вы слишком верите в меня, - возразил Трендл.
– А я уже стар и слаб. Нет, нет, не берусь вылечить вас, это мне не по силам. Какие средства вы уже пробовали?
Гертруда перечислила кое-какие из того множества лекарств и заговоров, которые она время от времени применяла. Трендл покачал головой.
– Ну что ж, тут есть и очень полезные средства, - сказал он одобрительно.
– Но не против такой болезни, как ваша. У вас не рана, не язва, а порча - и если это когда-нибудь пройдет, то сразу.
– Ах, если бы это было возможно!
– Я знаю только один способ... Смело могу сказать, он всегда помогал в подобных случаях. Но дело это трудное, особенно для женщины.
– Говорите!
– промолвила Гертруда.
– Вам надо приложить больную руку к шее повешенного... Гертруда вздрогнула, представив себе эту картину.
– Раньше, чем он похолодеет, сразу как его снимут с виселицы, продолжал колдун бесстрастно.
– Неужто это может помочь?
– Да, это перевернет кровь, и тогда все у вас внутри переменится. Но я уже сказал - сделать это трудно. Когда услышите, что кого-то должны повесить, ступайте в тюрьму и ждите, пока тело снимут с виселицы. Я знавал множество людей, которые это проделывали, правда, таких пригожих женщин среди них не было. По моему совету десятки людей исцелились таким способом от кожных болезней. Но это давно было - последний приходил ко мне в тринадцатом году, почти двенадцать лет назад.
Ничего другого Трендл Гертруде не посоветовал. Указав ей прямой путь домой, он ушел, и на этот раз наотрез отказавшись взять деньги.
VII
ПОЕЗДКА В ГОРОД
Совет Трендла глубоко запал в душу Гертруде. Она была робка от природы, и из всех способов исцеления, какие мог ей предложить седой колдун, ни один, вероятно, не внушил бы ей такого отвращения, как этот; к тому же, чтобы его выполнить, нужно было преодолеть очень уж большие препятствия. До главного города графства, Кэстербриджа, было около пятнадцати миль. И хотя в те времена людей казнили за конокрадство, поджог или кражу со взломом и ни одна судебная сессия не проходила без смертного приговора, Гертруда вряд ли могла без чьего-либо содействия получить доступ к телу повешенного. А кто же мог ей помочь, если она, боясь рассердить мужа, не смела и заикнуться ему или кому другому о совете Трендла?
Проходили месяцы, а она ничего не предпринимала и, как прежде, терпеливо переносила свое несчастье. Но женское сердце жаждало вернуть утраченную любовь, а любовь Лоджа к жене могла бы воскреснуть, только если вернется ее былая красота. Так думала Гертруда (ведь ей было только двадцать пять лет) - и эта надежда побуждала ее сделать попытку, которая если и не поможет, то вряд ли ей повредит. "Что наведено колдовством, то колдовством и снять можно", - твердила она мысленно. Представляя себе, что ей придется проделать, она в ужасе гнала самую мысль об этом, но затем, вспоминая слова колдуна "тогда у вас вся кровь перевернется", уже склонна была придать им какой-то научный смысл, и властное желание исцелиться снова просыпалось, побуждая ее действовать.
Тогда в графстве выходила одна-единственная газета, и Лодж лишь изредка брал ее у соседей. Но старые времена имели свои старые обычаи, - новости, передаваясь из уст в уста, быстро распространялись с одного базара на другой, с одной ярмарки на другую. И когда ожидалось такое событие, как публичная казнь, мало кто на двадцать миль в окружности не знал об этом. В Холмстоке находились любители, которые только для того, чтобы увидеть это зрелище, пешком проделывали весь путь до Кэстербриджа и обратно.
Очередная сессия суда началась в марте, и когда Гертруда Лодж узнала об этом, она при каждом удобном случае украдкой осведомлялась в харчевне, какие вынесены приговоры.
Все-таки она опоздала. Наступило время казней, а так быстро собраться, ехать в город и получить доступ в тюрьму Гертруда не могла без помощи мужа. Но она не решалась заговорить с ним об этом, зная уже после неоднократных осторожных попыток, что одно упоминание о деревенских суевериях приводит его в ярость - быть может, потому, что сам он в какой-то мере разделял их. Так что Гертруде пришлось ждать другого удобного случая.
Решение ее окрепло, когда она узнала, что много лет назад двое детей-эпилептиков из их деревни, Холмстока, исцелились тем самым способом, какой посоветовал ей Трендл, хотя это сурово осуждалось тогда местным духовенством. Прошли апрель, май, июнь - и можно сказать без преувеличения, что к концу третьего месяца Гертруда уже почти жаждала казни какого-нибудь ближнего. Вместо обычной молитвы на сон грядущий она, сама того не сознавая, молила: "О, господи, сделай, чтобы поскорее кого-нибудь повесили, виновного или невинного, все равно!"
Теперь она заблаговременно стала наводить справки и вообще действовала более обдуманно. К тому же пора стояла летняя, и муж ее куда-то уехал, пользуясь свободным временем между сенокосом и жатвой.
Следующая судебная сессия состоялась в июле; Гертруда опять пошла в трактир за сведениями. Ей сказали, что осужден на смерть только один человек - за поджог.
Теперь самая трудная задача была уже не в том, чтобы добраться до Кэстербриджа, а в том, как проникнуть в тюрьму.
Правда, в былые времена доступ в нее для такой цели не запрещался. Но этот обычай уже отошел в прошлое. И, предвидя возможные затруднения, Гертруда снова пала духом: она опасалась, что ей не обойтись без помощи мужа. Однако, когда она пробовала завести речь о приговоре суда, Лодж отвечал ей так отрывисто и неохотно, настолько холоднее обычного, что Гертруда тотчас умолкала. В конце концов она решила действовать самостоятельно.
Судьба, до тех пор неумолимая, неожиданно сжалилась над нею. Казнь была назначена на субботу, а в четверг Лодж объявил жене, что снова уезжает по делам на день-другой, но ее, к сожалению, взять с собой на ярмарку не может.
Гертруда с такой готовностью согласилась остаться дома, что муж посмотрел на нее удивленно: прежде она всегда очень огорчалась, если не могла принять участие в таком развлечении, как поездка на ярмарку. Но он промолчал и в назначенный день уехал из Холмстока.
Наступила ее очередь сбираться в путь. Сперва Гертруда хотела отправиться в двуколке, но, подумав, отказалась от этого намерения: пришлось бы ехать по главной дороге, а тогда в десять раз возрастал риск, что будет раскрыта страшная цель ее путешествия. И Гертруда решила ехать верхом, избегая людных дорог. В конюшнях фермы не было ни одной лошади, которую, даже при самом услужливом воображении, можно было бы счесть подходящей для дамы, хотя перед свадьбой Лодж обещал Гертруде постоянно держать для нее на конюшне верховую кобылу. Зато там стояло много ломовых лошадей, превосходных в своем роде, и среди них - одна, крепкая, с широкой, как диван, спиной, настоящий конь-богатырь. На ней Гертруда иногда ездила кататься, когда чувствовала себя нездоровой; ее же она выбрала и сейчас.