Рассказы
Шрифт:
– - Необходимость есть, а свободы нет,- отвечает Миша.- Свобода - это когда интересно.
Мать чуть не плачет от досады:
– Голуб-чик мой!..
Но Миша не собирается уступать. Он повторяет:
– - Свобода - это когда интересно!
Мать задумывается и с любопытством смотрит на сына, словно впервые видит в нем живого человека.
– Если так, давай придумаем что-нибудь, чтобы тебе интересно было,предлагает она.
– Давай!
– Дома будем делать зарядку или пойдем в сад?
– В сад, в сад.
Маме лет сорок, она стройна, крепка, в сад вышла в легком пижамном костюме и в тапочках. Миша - в трусиках, без майки, босиком.
В саду прохладно от росы. Птицы в кустах и на деревьях поют усердно, будто делают зарядку.
Солнце едва-едва отделилось от горизонта и продирается сквозь лес - в небо, к простору.
– Становись!
– командует мать, утверждаясь ногами на песчаной тропинке.
Миша становится рядом с нею.
– Будем делать то же, что мы делали раньше,- говорит она.- Руки вверх!
– Ну, вверх,- вяло поднимает руки Миша.
– Говори: "Небо!"
– Небо!
– с удивлением повторяет Миша.- Вижу небо!
– Руки вниз. Говори: "Земля!"
– Земля! Земля! Земля!
– Руки в стороны. Говори: "Море"!
– Море!
– не возражает Миша.
– Поворот вправо - горы!
– Горы!
– уже кричит Миша и добавляет: - Ого! А что влево?
– Поворот влево!
– командует мать.- Поля!
– Поля!
– восхищается Миша.- Вот здорово!
– А теперь давай снова.
Все упражнения проделали во второй и в третий раз. На четвертый раз Миша разочарованно:
– - Опять тоже?
Мать растерялась:
– Тогда придумывай сам.
И Миша стал придумывать сам:
– Птицы в небе! Самолеты! Опять птицы!
– Трава зеленая! Цветы!
– Лес вокруг!
– кричал он.
– Олени в горах!
– Хлеб растет!..
На следующее утро Миша сам потянул маму в сад на зарядку. Он приволок с собой прыгалки, мяч и разные палки.
– Хочешь,- предложил он,- мы сегодня поиграем в чехарду?
Должно быть, Миша не ожидал, что мама согласится. А мама согласилась:
– - Чехарда так чехарда. Та же зарядка!
Миша искренне удивился и обрадовался этому.
– - Ну вот видишь,- сказал он маме,- теперь и ты понимаешь, как хорошо, когда свобода. Теперь и тебе интересно.
16 февраля 1963 г.
НЕ СОБАКА И НЕ КОРОВА
Моя сестра, возвращаясь однажды поздней зимней ночью с посиделок с прясницей и с горящим пучком лучины в руках, встретилась посреди деревни с волком. Должно быть, очень голодный, он сидел, скалил зубы и не хотел уступать ей дорогу.
– Ты что, Шарик, с ума сошел?
– прикрикнула на него девушка.- Пошел вон!
"Шарик" оскалил зубы еще больше и зарычал, глаза его нехорошо сверкнули. Сестра ткнула ему в морду горящей лучиной.
– Ошалел, что ли? Нет у меня ничего для тебя.
Волк отступил, прыгнул в сторону, в снег.
Когда всполошенные родители сказали моей сестре, что это был волк, а не Шарик, она удивилась и не поверила:
– Какой же это волк, когда он на собаку похож. Собака она собака и есть!
Недавно в Подмосковье к нашей даче подошел лось. Он был так невозмутимо спокоен, с таким хладнокровием, даже равнодушием смотрел на меня, что подумалось: не ранен ли? не болен ли? Самая настоящая корова, домашнее животное!
Я быстро собрал своих ребятишек, крикнул жене, и мы толпой, всей оравой двинулись к лосю, за забор, в мелкий осинничек. Дети радовались: наконец-то они налюбуются диким зверем.
– Какой же он дикий? Какой зверь?
– возмутился я.- Захватите с собой хлеба побольше да соли, сейчас мы его будем кормить.
– Что ты, папочка?
– А вот увидите!
Мы осторожно, чтобы не испугать, подходили к лосю все ближе и ближе, а он повернул голову и смотрел на нас совершенно спокойно, без всякого интереса, даже как-то устало. Возможно, он думал, этот неприкосновенный владыка подмосковных рощ, стоит ли, дескать, связываться с этой назойливой мелкотой. Возможно, думал что-то другое. Только вид у него был до того домашний, коровий, до того ручной, что я совершенно осмелел, а вернее сказать, обнаглел,- особенно с точки зрения лося.
– Тпруконь, тпруконь, тпруконь!
– стал звать я его, как зовут в деревнях корову, и, протягивая вперед руку с густо посоленным хлебом, пошел к его влажной, к его мокрогубой коровьей морде. Иллюзия была слишком заманчивой.
Hо когда я подошел к нему совсем близко, когда до него оставалось не больше десяти шагов и лось вдруг нервно переступил, я, должно быть, все-таки испугался его величественных размеров и особенно его огромной горбоносой чушки. А может быть, я побоялся, что лось, вдруг переступивший с ноги на ногу и на мгновение обернувшийся назад, убежит от меня? Во всяком случае, я остановился, замер. Затем решился и кинул хлеб ему под ноги.
Этого не надо было делать. Я забылся. Передо мной, конечно, был зверь, а не корова. Зверь, не уступающий в силе медведю.
Лось не побежал от меня, а бросился на меня. Он решил, что я на него нападаю, и сам пошел в атаку. Но бросился на меня он не быстро, без ярости, без воодушевления, лениво, только затем, должно быть, чтобы образумить наглеца и отвязаться от него.
Я закричал. Еще сильнее и, вероятно, еще менее красиво закричали мои дети, моя жена, моя семья. И лось не тронул нас. Он повернулся и, широко раскидывая в сторону огромные голенастые задние ноги, не спеша, скрылся в осиннике. "Ну вас к богу, лучше не связываться!" - казалось, сказал его белый короткохвостый зад.