Рассказы
Шрифт:
Я засмеялся, она тоже. Я обнял ее и прижал к себе. Она не противилась. И внезапно совершилось чудо: я снова стал мужчиной! Знаете, однажды в четверг вечером я стоял возле скотобойни в маленьком местечке и смотрел, как бык и корова совокуплялись перед тем, как их забьют к субботней трапезе. Почему она согласилась, я не узнаю никогда. Наверно, мстила таким образом любовнику. Она целовала меня, ласкала, шептала невнятицу… Затем мы услышали тяжелую поступь. Дверь задрожала под ударами кулака. Моя подружка выскочила из постели и распростерлась на полу, а я хотел было приняться за предсмертную молитву, но устыдился Бога — и не столько даже Бога, сколько своего насмешливого партнера. К чему доставлять ему лишнее удовольствие? Даже у мелодрамы есть свои пределы.
Этот зверь продолжал крушить дверь, и я только поражался ее прочности. Он ее ногой! — а она трещит, но держится! Мне было жутко и в то же время капельку смешно. Но вот грохот прекратился, Отелло убрался прочь.
На следующее утро я отнес в ломбард браслет своей гостьи, а на полученные деньги купил ей платье, белье и туфли. Нельзя сказать, чтоб все это сидело безупречно, но ей ведь надо было только сесть в такси — конечно, если бывший любовник не караулил на лестнице. Кстати, забавно, что этот субъект в ту же ночь исчез, как в воду канул.
Перед уходом она чмокнула меня и настоятельно просила звонить, но не настолько же я сошел с ума?! Еще в Талмуде сказано: "Чудо не сотворяется каждый день".
А знаете ли вы, что Кафка, такой молодой, страдал теми же комплексами, что мучают меня в старости? Они мешали ему во всем, за что бы он ни брался — и в любви точно так же, как и в писательстве. Он жаждал любви — и бежал от нее. Напишет предложение — и сразу вычеркивает. Таким же был и Отто Вейнингер [27] — безумным гением. Я встретил его в Вене. Он прямо-таки фонтанировал афоризмами. Никогда не забуду одно его изречение: "Клоп — не Божья тварь". Надо знать Вену, чтобы по-настоящему понять эти слова. Однако откуда же тогда взялся клоп?
27
Отто Вейнингер (1880–1903) — австрийский философ еврейского происхождения.
А вот и Бамберг! Взгляните, как он ковыляет на своих коротеньких ножках, просто живой труп. Это, пожалуй, недурственная идея: открыть клуб для страдающих бессонницей трупов? Что вы на это скажете? И чего он только рыщет ночи напролет? Какие кабаре могут быть на уме в его-то годы?! Врачи махнули на него рукой еще Бог знает когда, мы тогда были в Берлине. А ему хоть бы хны, до четырех утра мог судачить с девками в румынском кафе. Однажды Гранат, знаете, актер такой, пригласил всех домой на вечеринку — откровенно говоря, это скорее следовало назвать оргией — и среди прочих Бамберга. Гранат велел каждому привести с собой даму, хотите — жену, хотите — любовницу. А у Бамберга ни жены, ни подруги не было, посему он нанял себе в спутницы проститутку. Пришлось ему раскошелиться на вечернее платье для девицы. Компания подобралась исключительная: писатели, профессура, философы, а для гарнира — обычный набор интеллигентов-прихлебателей. И все сделали то же, что и Бамберг — наняли шлюх. Я там тоже был. Моей спутницей была старинная знакомая, актриса из Праги. Вы Граната знаете? Дикарь! Коньяк хлещет, словно лимонад, может умять в один присест омлет из дюжины яиц… Не успели гости войти, как он разделся донага, пустился в совершенно безумный пляс с собравшимися там шлюхами. Все единственно ради того, чтобы произвести впечатление на своих интеллектуальных сотрапезников. Те поначалу сидели и глазели, а потом развернули дискуссию о сексе. "Шопенгауэр сказал то, Ницше сказал се…" Не видевши такое, трудно вообразить, насколько нелепыми могут быть эти умники. В самом разгаре гульбища Бамбергу сделалось плохо: он позеленел, точно весенняя лужайка, начал обливаться потом. "Жак, — проговорил он, — я помираю. Недурственное место нашел я для кончины". То ли почечная колика его прихватила, то ли что-то в этом духе. Делать было нечего, выволок я его из дома и отвез в больницу. Да, кстати, не одолжите ли злотый?
— Два.
— В чем дело? Вы что — обчистили Национальный банк?
— Я продал рассказ.
— Ну, поздравляю! Давайте вместе поужинаем. Я угощаю!
Во время ужина к нашему столику подошел Бамберг. Это был маленький человечек, чахоточно-тощий, весь скрюченный и кривоногий; на яйцеобразном черепе трепетало несколько пегих волосков; один глаз неудержимо лез из орбиты — красный, навыкате, страшный до ужаса… Опершись о стол своими костлявыми ручками, он прокудахтал:
— Жак, я вчера прочел «Замок» твоего Кафки. Любопытно, весьма любопытно, только к чему он клонит? Для фантазии слишком затянуто. Аллегории должны быть краткими.
Жак Кон моментально проглотил все, что до той поры пережевывал.
— Садись, — кивнул он. — Мастер не должен играть по правилам.
— Но есть же все-таки какие-то правила даже для больших мастеров. Роман не должен быть длиннее "Войны и мира". Даже "Война и мир" затянута. Будь в Библии восемнадцать томов, ее давно бы позабыли.
— Талмуд аж в тридцати шести томах, однако, евреи его помнят.
— Евреи всегда помнят слишком много. Это наша беда. Вот уже две тысячи лет, как нас вышибли из Святой Земли, а теперь мы так и норовим туда вернуться. Безумие, разве не так? Если бы наша литература сумела выразить это безумие, она была бы великой. Но наша литература жутко благоразумна. Ладно, хватит об этом.
Бамберг выпрямился, и это усилие заставило его поморщиться. Мелкими шажками он засеменил к патефону и поставил танцевальную пластинку. Среди завсегдатаев писательского клуба ни для кого не было тайной, что он годами не прикасался к перу, а на старости лет под впечатлением от книги своего приятеля доктора Мицкина "Энтропия разума" начал учиться танцевать. В своем трактате доктор Мицкин старательно доказывал, что разум оказался полным банкротом, и к постижению истинной мудрости приводит исключительно страсть…
Жак Кон покачал головой.
— Гамлет одноклеточный! Кафка боялся превратиться в Бамберга — вот почему он убил себя.
— А графиня вам когда-нибудь звонила? — спросил я.
Жак Кон вынул из кармана монокль и водрузил его на положенное место.
— А если б даже позвонила?! В моей жизни все оборачивается лишь словами. Разговоры, разговоры… Действительно, как по доктору Мицкину — человек в конце концов превратится в словесную машину: будет есть слова, пить слова, жениться на словах, травить себя словами. Помнится мне, доктор Мицкин тоже был на той оргии у Граната. Проповеди ему читать не привыкать, но с тем же успехом он мог бы написать и "Энтропию страсти". Так о чем бишь вы? Ах да, графиня мне время от времени позванивала. Она тоже человек интеллигентный, но без интеллекта. Можно принять за аксиому, что хоть женщины из кожи лезут вон, чтобы подчеркнуть прелести своего тела, все же они смыслят столько же, сколько в интеллекте.
Возьмем мадам Чиссик. Было у нее что-нибудь кроме тела? А попробуйте спросить у нее, что значит — тело. Да, сейчас она уродлива, но в бытность актрисой в Праге была совсем ничего. В ту пору я у нее был за основного партнера. Мы приехали в Прагу немного подзаработать и наткнулись на гения, будто только нас и поджидавшего. Homo sapiens [28] в последней стадии самоистязания! Кафка мечтал быть евреем, но не знал, как к этому подступиться. Он хотел жить полной жизнью, но и этого не умел. "Франц, — сказал я ему однажды, — ты молод. Веди себя так же, как все мы". Я уговаривал его пойти со мной в бордель, знавал один такой в Праге. Он до той поры с женщинами дела не имел. О девушке, на которой он собирался жениться, лучше было просто не заводить речь. Он по уши погряз в болоте буржуазных предрассудков. Среди евреев его круга царила одна мечта: вырваться из своего еврейства. И не в чехи. В немцы! Короче, я уговорил его на это приключение. Мы отправились в темный уголок в районе бывшего гетто, где был тот "веселый дом", поднялись по скрипящим ступенькам, открыли дверь и очутились прямо как на сцене — шлюхи, сутенеры, вышибала, гости, мадам… В жизни не забуду тот момент! Кафка задрожал, потянул меня за рукав, затем повернулся и опрометью слетел со ступенек. Я, честно говоря, испугался за его ноги. На улице его вырвало, точно школяра. На обратном пути мы шли мимо старой синагоги, и Кафка завел разговор о големе. [29] Он верил в него и даже верил, что со временем появится новый. Не может не существовать волшебных слов, способных вдохнуть жизнь в кусок глины. Разве Всевышний, если верить каббале, не создал мир из животворящих слов? Вначале было Слово.
28
Homo sapiens (лат.) — человек разумный.
29
Голем — человекоподобное существо, созданное посредством магического акта. Здесь, очевидно, имеется в виду голем, якобы созданный раввином Иехудой Лива бен Бецалелем-Махаралом из Праги (1512–1609).
Да, все это — одна большая шахматная партия. Всю жизнь я страшился смерти, но теперь, на краю могилы она меня уже не пугает. Мой партнер не торопится, это совершенно ясно. Отыгрывает у меня фигуру за фигурой. Сначала он забрал у меня актерское обаяние и превратил в так называемого писателя, после чего быстро наградил настоящим "писательским зудом". Следующим ходом он отнял у меня потенцию. Тем не менее я знаю, что до мата далеко, и это придает мне силы. В моей комнатке холодно? Не беда. У меня нет ужина? И без него не умру. Он подкапывается под меня, а я — под него. Возвращаюсь раз домой очень поздно. Мороз на улице просто жгучий. И тут я вижу, что потерял ключ. Бужу привратника. Он пьян, да еще собака меня за ногу тяпнула. Нет у него запасного ключа! В былые годы я бы впал в отчаяние, а тут просто говорю партнеру: "Ты решил наградить меня пневмонией? Как бы не так!" Решил пойти на вокзал. Ветер сносит с ног, трамвай в эту пору надо ждать минимум час. Прохожу мимо актерского клуба, вижу: в окне — свет. Решил зайти — может, скоротаю ночь. На лестнице наступаю на что-то, звук такой дребезжащий… Нагибаюсь — ключ. Мой ключ! Найти его на темных ступенях все равно что выиграть в лотерею по трамвайному билету! Похоже, мой противник испугался, что я испущу дух раньше, чем он того хотел. Фатализм? Пожалуйста, если хотите, называйте это фатализмом.