Рассказы
Шрифт:
В скорой помощи сказали, что на мою ногу нужно наложить вовсе не четыреста швов, а чуть больше трехсот. Я преувеличивала еще перед тем, как начала преувеличивать, потому что в действительности все и правда не так плохо, как могло бы быть.
Мой адвокат не был «наконец-то адвокатом». Он был компаньоном в одной из старейших юридических фирм города. Он никогда бы не расстегнул передо мной рубашку, чтобы показать следы иглоукалывания, лечение которым никогда не проходил.
«Перспективы замужества» было рабочим названием «Урожая».
Повреждения
Мне советовали задрать юбку и протереть ногу льдом, чтобы проявить шрамы в суде, который состоялся три года спустя. В качестве доказательства. В любом случае, в зале суда льда не оказалось, а я так и не выяснила, хватило бы мне мужества прилюдно обнажить ноги.
Парень, который вел мотоцикл, не был женат. Но если бы вы думали, что у него есть жена. вы бы не обвинили меня в том, что я так просто позволила ему уйти. После аварии этот парень женился. Его невеста была моделью. («Ты думаешь, что внешность имеет значение?» — спросила я его перед тем, как он ушел. «Не первостепенное», — ответил он). В добавок к своей красоте эта девушка стоила миллионов. Вам бы понравилось прочитать в «Урожае», что успешная модель была еще и наследницей состояния?
Я сказала, что мы ехали ужинать, когда случилась авария, и это правда. Но ехали мы не на пляж, а к вершине горы Тамальпаза по извилистой горной дороге. Ужин мы везли с собой. По иронии судьбы, следующие несколько месяцев, прикованная к кровати, я смотрела в окно, выходящее на эту самую гору.
Я бы продолжила этот рассказ, если бы кто-нибудь поверил в то, что я напишу. Но кто поверит? Это случилось со мной, а мне все равно не верится.
В день моей третьей операции, в охраняемом с особой тщательностью отделении «Убойного ряда» тюрьмы Сан-Квентина была совершена попытка побега. Двадцатидевятилетний чернокожий Джордж Джексон по кличке «Одинокий брат» вытащил тайно пронесенный пистолет тридцать восьмого калибра, закричал «С меня хватит!» и открыл огонь. Джексон был убит; также были убиты трое охранников и двое заключенных, разносивших еду. Троим другим охранником перерезали горло.
Тюрьма находится в пяти минутах езды от больницы, где лечилась я, так что раненных охранников доставили туда. Их сопровождали вооруженные полицейские из дорожного патруля Калифорнии и местного департамента. Наряды полиции расположились на крыше больницы с винтовками, заполнили больничные коридоры, велев пациентам и посетителям разойтись по палатам. Когда некоторое время спустя меня на каталке вывезли из Реанимации, с забинтованной до щиколотки ногой, трое вооруженных полицейских и шериф меня обыскали.
Тем вечером в новостях показывали репортаж о побеге. Показали моего хирурга, разговаривающего с репортером, проводящего пальцем по шее, показывая, как он спас одного из охранников, зашив ему рану от уха до уха. Я смотрела на экран и, из-за того, что это был мой хирург, и из-за того, что все пациенты были поглощены своими проблемами, и из-за того, что я еще не отошла от наркоза, подумала, что хирург говорит обо мне. Я подумала, что он говорит: «Что же, она мертва. Я скажу ей об этом после отбоя». Психиатр, к которому меня направил хирург, сказала, что в подобных мыслях нет ничего необычного. Она сказала, что у жертв аварий, еще не оправившихся после травмы, часто возникает ощущение, что они мертвы, просто не знают об этом.
Большие белые акулы, обитающие в океане, рядом с которым я живу, нападают в среднем на семерых человек в год. Большинство их жертв — охотники за моллюсками, цена на которые поднялась до тридцати пяти долларов за фунт и продолжает расти. Департамент Рыболовства и Развлечений надеется, что акулы продолжат атаковать, поддерживая этим баланс видов.
В ванне
Мое сердце — я думала, оно остановилось. Так что я села в машину и направилась к Господу. Я проехала две церкви с припаркованными перед ними автомобилями. Потом я остановилась у третьей, потому что больше никто этого не сделал.
Это было после полудня, в середине недели. Я выбрала скамью в центре ряда. Епископальная или методистская — не было никакой разницы. Было тихо как в церкви.
Я подумала об ощущении отсутствия долгого удара и беспорядочности следующих за ним, будто пытавшихся заполнить тишину. Я сидела там — в огромной обители тишины и витражей — и прислушивалась.
В задних комнатах своего дома я могу стоять в свете, проникающем через стеклянную раздвижную дверь, и смотреть на землю. Из земли растут маргаритки и суккуленты в красных глиняных горшках. Один из горшков пуст. Он приземистый и широкий, и заполнен водой, будто ванночка для птиц.
Моя кошка дремлет в наружном цветочном ящике за окном. Ее серый подбородок осыпан радужной пыльцой с крыльев бабочек. Если я постучу по стеклу, кошка даже не поведет ухом.
Этот звук не будет похож на еду.
В детстве я сбегала по ночам. Я перелезала через забор и скрывалась в тени деревьев. Я ходила к стройке рядом с озером. Там брала емкость для перемешивания бетона, вытаскивала ее на берег и садилась в нее, как в блюдце. Я отталкивалась от песка одним украденным мною веслом и потом гребла, в полной тишине, часами.
Ванночка для птиц по форме напоминает ту емкость.
Я смотрю на свои ногти в резком свете ванной комнаты. Страх появляется подобно ряби на воде. Не меньше двух недель потребуется, чтобы привыкнуть к их виду.
Я запираю дверь и набираю в ванну воды.
Большую часть времени вы его вовсе не слышите. Пульс легче почувствовать, чем услышать. Даже если вы будете вести себя очень тихо. Иногда его можно услышать ночью через подушку. Но я знаю, что есть место, где можно услышать его еще отчетливей.