Рассказы
Шрифт:
Я покормил ее рыбой, позавтракал и ушел гулять.
Вот так я и живу с моржихой уже около года. Я счастлив. как никто другой. Дни проходят, а я не устаю радоваться своему правильному решению. Недавно мой один друг сделал мне в холле небольшой резиновый бассейн, я налил туда воды и запустил мою дражайшую половину. Когда я ничем другим не занят, я влезаю туда и плаваю с ней туда-сюда, туда-сюда… Потом мы занимаемся любовью. Один раз она меня, правда, приняла за какого-то хищника и начала кусаться. Но затем ее агрессивность прошла и сменилась восхитительной
Она не скажет ни слова, никогда не нарушает мой покой: когда я хочу ее — я получаю ее, когда не хочу — я посылаю ее подальше. Я могу говорить ей все, что угодно, она же не поймет, она же глупая, как пробка, и этим мне нравится все больше и больше. Когда я хочу выпить, я напиваюсь, и ей это все равно. Когда я хочу изменить ей, я привожу к себе домой пару проституток с улицы, и она даже этого не замечает. Хочу любить — люблю, хочу ненавидеть — ненавижу. Я не даю ей денег, она не заставляет меня делать карьеру, она просто живет и молчит. Плавает в своем бассейне, и для нее в этом мире все прекрасно. И для меня тоже.
И неужели кто-нибудь думает, что наш брак — не самый лучший и что существует более скромная, более приятная и более удобная жена, чем моя?
ХИМИЯ И ЖИЗНЬ
Невесело и занудно проводить зимние вечера в стране объективной реальности, сидя в омертвелой кухне поздним временем трудового дня, когда граждане спят, словно заткнувшиеся фонари в задушевных поселках Сибири. Свет горит гнусно-желто, огонь страстей кипит в молодом яростном теле, которое словно просится на вертел, или под танк, — но все мертво в этом мире для порочных бездельников, которые принуждены геморроидально располагаться на табуретках, раскачиваясь взад-вперед в ожидании перспектив.
Двое из них, выкуривая четвертую сигарету за последнее время, прихлебывали рыжий чай и смотрели друг другу в глаза, забавляясь увиденным. За окном чернота зияла красным сигналом. Но нет — это был не флэт, то была всего лишь кухня с бабушками в задних отсеках квартиры, развлечений не предвиделось в эту ночь, и можно было только во снах и грезах черпать реальность дырявым ковшом — жизнь погибала в лишних людях, воскресая на стройках, заводах, взводах и райкомах.
— Я хочу веществ внутрь, — сказал один из молодых людей, качнувшись на табуретке. Он был насмешлив и оптимистичен, прокуренные глаза лукаво глядели в чай. — Поищи чего-нибудь такого.
Второй друг молча встал, мучительно осмотрел свое белое тело внутри рубашки, с удовольствием отметив взрослое оволосение груди и осоловело направился к шкафу.
— Я хочу на вечеринку, — сказал он.
— А, — ответил ему друг, безнадежно уставившись на телефон, — никаких вечеринок нет. Давай лучше проведем викторину: "влияние химических веществ на организм человека".
— Это интересная викторина, — ответил другой. — Но я бы с большим удовольствием провел бы сейчас исследование на тему: "влияние опиатов на организм человека" или же "влияние галлюциногенов на организм человека".
— Это банально. Гораздо лучше изучать вещества, еще не исследованные в достаточной мере. Наука нам спасибо скажет.
— Я не знаю, что она нам скажет, но это опасно.
— Опасности щекочут нервы. Вперед!
Они оба подошли к шкафу и открыли его, вытащив ящичек с семейными лекарствами. Отдельные старые таблетки пожелтело валялись на дне, переживая свою золотую осень.
— Итак, посмотрим, — сказал один из них, предвкушая разнообразные эффекты. — Что здесь есть… Посмотрим по порядку… Верошпирон… Что это такое?
— Я не знаю. — сказал ему друг. — Это то ли мочепускательное, то ли от давления.
— Не подходит… Панангин?
— Не знаю.
— Папаверин?
— Это опиат, но не имеющий наркотического эффекта. По-моему, он расширяет сосуды.
— Отлично! — сказал первый друг. — Для начала примем его. Начнем с пяти.
Он вынул десять таблеток, и друзья немедленно их съели, перемалывая зубами жесткий субстрат лекарства. На вкус оно было не очень мерзким.
— Запьем, — сказал один из них, и они начали быстро пить чай, ликвидируя остатки папаверина из своих зубов.
— Ну вот и все.
Пять минут они молчали, глядя прямо перед собой. Тело почти не реагировало, химия, по всей видимости, оказалась слабее. Наконец один из друзей сожалеюще развел руками сокрушенно промолвил:
— Не пойдет! Еще по пять!
Папаверин был немедленно доеден, и пустая пачка обиженно смотрела на людей, стремящихся жить.
— Ага! — зарычал один друг, подпрыгнув вдруг к потолку, оскалив свой рот наподобие пасти.
— Ага! — попытался повторить его жест другой, но поскользнулся, упал на паркет и вдруг начал быстро чесаться по всей протяженности своего тела семенящими движениями пальцев.
— Да-да, — согласился первый друг, онанируя ногтями шею и грудь. — Особенно вот здесь.
— А тепло внутри…
— Ой! — вдруг вскричал друг. — Затылок…
— Верно.
Все еще почесываясь, они подошли к ящику с лекарствами и снова склонились над ним, словно надеясь на лучшее в этом худшем из миров, потом стали извлекать новые блестящие этикетки с именами лекарств — но мозги уже не могли рассуждать трезво, в тела друзей прочно и основательно вселялся болезненный задор, и они со смехом обсуждали дальнейшие варианты.
— Я предлагаю, — торжественно сказал один, — что теперь я употреблю одно неизвестное лекарство, а ты — другое…
— Хорошо.
— Вот эти две упаковки… Это у нас… А, какая разница. И это. Сперва по три.
— Очень хорошо, — пробормотал другой, нервно почесывая срамные места.
Они съели таблетки, допив остатки чая, и, успокоенные, свалились задницами на табуреты, пытаясь настроиться на лирический лад.
— Вот мы откроем новый наркотик… — говорил один друг, упершись руками в колени. — Поедем на Запад, запатентуем… Станем миллионерами… Поедем на Гавайи… Ой!