Рассказы
Шрифт:
Въезд получился хоть куда. Народу на улице было, как в праздник. Стар и млад провожали взглядом лихие сани. Жаль, не пришлось осадить у самого крыльца правления, — ездовой еще издали приметил крупную фигуру председателя колхоза Жгутова.
Андрей Матвеич Жгутов, восемнадцатый председатель Петровского колхоза, стоя посреди дороги, беседовал с группой колхозников. Трудно быть восемнадцатым. С одной стороны, велика цифра, тяжело знать, что столько людей уже сложили голову на твоей должности. А вместе — хоть и велика, да не кругла, все кажется, что быть и девятнадцатому и двадцатому. Может, оттого и казался
— Здорово, Матвеич, принимай гостей! — закричал ездовой, натянув поводья, и сани будто вмерзли в землю перед председателем.
Жгутов поздоровался, приподняв шапку, что-то сказал своим собеседникам и не спеша, с какой-то слабой, неразвернутой улыбкой на сухих, лиловых губах подошел к саням.
— Вот агронома к вам привез, товарищ прямо из Москвы, — гордясь, сообщил ездовой. — Просим любить и жаловать.
Кивая головой и улыбаясь своей слабой улыбкой, Жгутов сверху вниз смотрел на агронома и не знал, что сказать. Наконец, он нашелся:
— Добро пожаловать! — и потянулся за чемоданом.
Но девушка не дала ему чемодан; крепко держа его за ручку, она выскочила из саней и быстрой походкой, вперед председателя, засеменила к правлению.
А ездовой привязал меринка к крыльцу и подошел к колхозникам. Народ все был ему хорошо знакомый, впрочем как и повсюду в районе.
— Что это Жгутов у вас недоваренный какой-то? — спросил, поздоровавшись, ездовой. — В бригадирах он побойчее казался.
— Да нет, мужик добрый, только трудно ему, — отозвался счетовод. — А ты кого это привез? Не газетчика ли? Сейчас повелось о плохих колхозах писать. — Счетовод хрипло засмеялся, обронив с губы недокуренную папироску.
— Агронома я привез…
— А не брешешь? — вскричал бригадир полеводов, худой, согнутый в плечах. — Эх, мил друг, нам агроном во как нужен! — Он провел ребром ладони по горлу. — А агроном-то стоящий?
— В Москве в институте училась!
Событие решили отметить. В маленькой дымной чайной ездового угостили водкой, и он, раскиснув от угощенья и общего внимания, наговорил лишнего, прихвастнул, будто это он уговорил директора МТС направить агронома к петровцам. И хотя все знали, что это неправда, никто не мешал ездовому врать, понимая, что врет он от доброго сердца.
Когда ездовой вернулся к саням, на дверях правления висел замок. Значит, председатель повел агронома устраиваться на жительство. Выходит, и ездовому можно отправляться восвояси. Но ездовому жалко было так вот расстаться с «дочкой». Да и Окунчиков, верно, спросит: как, мол, устроили москвичку? А ездовой уже выяснил, что жилье для агронома только начали строить, дома же для приезжих в Петровском отродясь не бывало.
Ездовой прополоскал рот морозным воздухом и направился к дому председателя, стоявшему наискосок через дорогу. «Дочка» сидела за крытым клеенкой столом в чистой горнице, спиной к маленькому окошку, заставленному горшочками с резедой. Перед ней стояли кринка с топленым молоком и граненый стакан. На верхней губе девушки, заходя на розовые пухлые щеки, отпечатались молочные усы. Ездовой приметил короткий лучик радости, мелькнувший в глазах девушки при его появлении, и умилился.
— Ну как, устроились? —
На вопрос ездового ответ последовал с кухни, где председателева жена стирала белье, — из-за края печи виднелся угол цинкового корыта с шапкой мыльной пены.
— Поживут покуда у нас, мы им угол освободим.
— А может, к Арсенихе лучше? — спросил ездовой.
— Чем же это лучше? У нас по крайности груднят нету.
— Это правильно, — согласился ездовой и посмотрел на девушку, желая знать ее мнение, но она молчала, будто разговор ее не касался.
— Обижается товарищ агроном, что клуба нет, — тихо сказал председатель, — кино не показываем… со светом вот тоже. — Он вдруг умолк и молчал долго, чуть не целую минуту, затем вздохнул и сказал строго и серьезно: — Верно это, скучно у нас молодежи, скучно…
— Так надо сделать, чтобы весело было, — тоже строго сказал ездовой.
— Надо, конечное дело. Будем с хлебом — все у нас будет. А пока, видишь, не можем даже как следует человека принять. Есть решение к февралю дом для агронома построить, а покамест только фундамент сложили. Товарищ, конечно, вправе обижаться…
— При чем тут «обижаться»? — отчетливо, ровным голосом вдруг произнесла девушка. — Но раз мне не обеспечены нормальные условия для работы, я тут не останусь. — Было такое впечатление, будто она долго складывала про себя эту фразу и подала ее — точно колобок из печи выкатила.
«Ай да дочка, — с восхищением подумал ездовой, — умеет за себя постоять!» И он стал ждать, что ответит председатель, какие найдет слова, чтобы убедить девушку остаться. А в том, что она в конце концов останется, ездовой почему-то не сомневался.
Но председатель, стыдясь своей бедности, только разводил руками да бормотал что-то несвязное: мол, временные трудности, обживетесь… И щеки его под густой черной щетиной пылали, как костер сквозь чащу. А девушка с неожиданной решимостью и проворством забрала свой чемоданчик и, не говоря ни слова, быстро пошла к двери.
— Сидайте, я через минуту! — в спину ей крикнул ездовой.
У ездового стало нехорошо на душе. Ему было и досадно за петровцев, обманувшихся в своих ожиданиях, и стыдно за себя, что он так нашумел, нахвастал, да еще и угостился за счет людей. Чтобы погасить в себе неприятное чувство, он стал укорять председателя.
— Некрасиво получается, Матвеич, знали же, что к вам агроном прибудет. Неужто не могли подготовиться?
— Да ведь тебе ведомы наши обстоятельства, товарищ Марушкин, — смущенно и грустно сказал председатель. — Ссуду нам задерживают, с транспортом полный зарез. Телятник и тот никак не добьем, где уж тут дачи агрономам строить?