Рассказы
Шрифт:
— Я придумал, — сказал Мика и потащил меня за собой по направлению к церковным столам и скамейкам. — Надо поставить их одну на другую и тогда с высоты нам будет виднее, что там происходит и кто там летает.
— Верно, — согласился я и мы принялись за работу.
Столы были поставлены один на другой, сверху на них были водружены скамейки. Получилось очень высокое сооружение, чуть не до потолка церкви. Такое могло произойти только во сне.
— Как вавилонская башня, до самого потолка, — подумалось мне.
После этого, мы утвердились на верху и глянули вниз. На фоне непроглядного подледного мрака, носилась на черных крыльях гигантская летучая мышь. Мрак вокруг нее был столь
Несмотря на слабость и легкое головокружение, ходить у меня получалось вполне нормально. К голове мне привязали тряпку, смоченную холодной водой, чтобы опухоль спала. Холод успокоил боль, мысли понемногу пришли в порядок, я смог немного поесть. За этим занятием меня застал брат Иранио. Он просунул голову внутрь кельи и затрубил своим иерихонским голосом:
— Крепкая у тебя голова и порода крепкая. Вчера еле на ногах стоял, а сегодня уже ходишь и ешь, — он выждал паузу, — Там Матео возвращается.
С тем голова его исчезла. Я в волнении вышел во двор. Даже неяркое вечернее солнце слепило после полумрака кельи. Матео тоже был уже во дворе, но никаких признаков доставленного тела я не заметил. Матео что-то объяснял отцу-настоятелю, наверное, докладывал о результатах похода. Увидев меня, отец-настоятель кивнул мне чтобы я подошел.
— Матео ничего не нашел, — несколько виновато, как мне показалось, произнес он.
Я заново описал то место, где видел тело: западный склон горы, открытая площадка, сильно загроможденная камнями, отвесная стена, язык ледника, прозрачный лед, в котором можно разглядеть камни.
— Да, все верно. Мы довольно быстро нашли это место, все было в точности, как ты говорил, но Луиджи там не было. Мы обыскали и все остальные открытые площадки на западном склоне, но там тоже пусто.
— Это ничего не значит, — вмешался отец-настоятель. — Завтра надо снова отправляться на поиски, пока есть надежда, мы должны искать.
Он обратился ко мне.
— А ты, когда окрепнешь, пойдешь туда сам и все посмотришь.
Мы разошлись подавленные более чем раньше.
— Может тебе привиделось все это, — ласково спросил меня за ужином Иранио, — ты же сам говорил, что не помнишь, как в монастырь вернулся? Ударился головой, вот и привиделось.
Мне стало обидно, что ж меня за безумца считать, если я не помню, где был несколько часов? Тихо, чтоб Иранио не расслышал, я пробормотал:
— Сами вы тут все сумасшедшие. То у вас дьявол на крыше, то ангелы. За собой бы лучше смотрели.
К сожалению, в дальнейшем, когда я совершенно оправился от полученного по голове удара, и всех тех ужасов, которые мне довелось повидать как наяву, так и во сне, и когда я снова попал на то же самое место, то никого не обнаружил там. Все было на своих местах: и гора, и валуны, и ледник, и вмерзшие в него камни. Не было самого главного для всех нас — тела погибшего брата. Оно исчезло оттуда так же необъяснимо, как и попало. Ведь если разобраться, то никак не мог труп очутиться внутри ледника в течение дня. Хоть накануне и была оттепель, но тем не менее, растопить лед, которому может статься не одна сотня лет, она бы не смогла. Как ни прискорбно было признать, но все же видение мертвого тела, пришлось отнести на счет сильного удара и потери крови.
Мне было стыдно смотреть в глаза монахам, они же наоборот, старались ободрить меня, рассказывая, как однажды, после того, как брат Джузеппе свалился с дерева, где собирал яблоки, то начал просить всех вынести гроб с его телом, а то он уже пованивать начинает. Ходил и приставал ко всем, что стыдно ему перед посещающими монастырь, будто сильный запах тлена у нас, не дай бог, еще молва худая про обитель пойдет. Потом же, стараниями отца-настоятеля и молитвами братии, он отошел и над прежними своими глупостями только посмеивался. (Хотя, надо сказать, что я подчас замечал, как Джузеппе временами к чему-то внимательно принюхивается). Ну да ладно впрочем, не о том речь. Со временем, я успокоился. Поиски неудачливого ученого вскоре прекратили, так как никакой надежды на его возвращение живым или отыскание его тела уже не осталось. Жизнь монастыря вошла в обычное русло, и лишь я иногда заходил в покинутую лабораторию и сидел там в одиночестве, борясь с грустью и сильным желанием заплакать. Господи, почему же грусть так сладка? Почему грусть очищает душу не меньше, чем радость? Значит ли это, что человек приходит в мир не только для радости, но и для того, чтобы вкусить горького сока с веток древа тоски. Видимо сок этот лечит нас так же как и счастье, которое носит цвета неба и солнца. Не надо только трогать плодов и листьев древа отчаяния. Наверное это и есть один из запретных плодов внутри нас.
Отец-настоятель, хотя и делал вид, что спокоен и безупречен, на самом деле сильно переживал случившееся, чувствуя за собой вину за то, что не прекратил вовремя безрассудное строительство. Видимо для того, чтобы ни у кого впредь не возникло подобных идей, он приказал сжечь все, относящееся к постройке крыльев: макеты, чертежи, наброски и записки, в которых Луиджи объединил свои знания о полете и парении. В результате дотошного просмотра вещей, находившихся в лаборатории, часть из них была сожжена, а пепел развеяли с обрыва.
После обретения долгожданного спокойствия, возобновились исследования пола, где среди каменных дебрей, мы пытались искать знакомые черты. Со временем плиты пола стали представляться мне чем-то вроде огромного зеркала, где отражается все, что есть на свете. Я уже говорил, что здесь мы нашли изображения почти всех, кого знали. Однако за несколько лет поисков мы так и не смогли найти изображения отца-настоятеля. Мраморные узоры никак не хотели складываться в его чуть вытянутое лицо с широким лбом и стальными глазами. Мика, только беспомощно разводил руками:
— Куда он спрятался? Где схоронился? А может его здесь и нет вовсе?
— Нет, нет и нет, — отрицательно мотал головой я. — Обязательно должен быть.
За годы, прошедшие после открытия дамы с горностаем, я так поверил в наше «зеркало», что не мог и на секунду усомниться в его полноте и всемогуществе. Теперь же оставалось либо поверить, что оно не всесильно, либо выяснить, почему мы не можем найти самого старшего монаха обители. Проблема не давала мне покоя и, однажды, когда я уже почти засыпал, балансируя на тонкой грани между вымыслом и явью, я вспомнил тот страшный сон, где я видел Луиджи, летающего под ледяным полом храма и понял, что надо сделать.