Рассказы
Шрифт:
После ленча они поехали в кафе, где пели цыгане, но ей там не понравилось. Она увидала ужасно уродливых мужчин с яйцевидными головами и шрамами на лицах. Ей пришлось даже передвинуть кресло, и, спрятав в ладонях горящие щеки, она глядела только на своего друга… Потом был Английский сад.
— Интересно, сколько сейчас времени, — опомнилась наконец гувернанточка. — Мои часы остановились. Я забыла их завести. Мы так много всего посмотрели, что уже, наверное, поздно.
— Поздно! — Рассмеявшись, он стал лицом к ней и по привычке, уже подмеченной ею, покачал головой. — Вам было не очень-то хорошо, если вы считаете время. Поздно! Да мы еще не пробовали
— Ах, что вы. Все было прекрасно! — огорчившись его упреком, горячо воскликнула она. — Даже лучше, чем можно сказать. Это было прекрасно! Только мне надо быть в отеле в пять часов, потому что в шесть приедет фрау Арнольдт.
— Так и будет. После мороженого я посажу вас в кеб, и вы доедете со всеми удобствами.
Она опять была счастлива. Шоколадное мороженое… кусочки таяли во рту долго-долго. Тени от деревьев плясали на скатерти, но старичок предусмотрительно усадил ее спиной к разукрашенным часам, которые показывали уже без двадцати пяти семь.
— Право же, — очень серьезно сказала юная гувернантка, — это самый счастливый день в моей жизни. Я даже не думала, что так бывает.
Горячая, несмотря на мороженое, любовь к дедушке из сказки переполняла ее детское сердечко.
Из парка они шли по длинной аллее. День близился к концу.
— Видите большие дома напротив? — спросил старичок. — Я живу на четвертом этаже, и у меня есть старая домоправительница, которая присматривает за моим хозяйством. — Гувернанточка с интересом его слушала. — Прежде чем я посажу вас в кеб, может быть, вы захотите посмотреть мою квартирку и позволите преподнести вам флакон розового масла, о котором я вам рассказывал в поезде. На память.
Она не возражала.
— Я никогда в жизни не видела холостяцкой квартиры.
В коридоре оказалось довольно темно.
— Моя старушка, наверно, отправилась за цыпленком на ужин. Одну секунду. — Он отворил дверь и посторонился, пропуская слегка оробевшую, но все еще полную любопытства девочку. Гувернанточка не знала, что сказать. Комната ей не понравилась. В ней было что-то уродливое, но, возможно, старичку достаточно чистоты и удобства. — Ну, как? — Он встал на колени, и из шкафа появился сначала круглый поднос, потом две розовые рюмки и высокая розовая бутыль. — Здесь есть еще две маленькие спаленки, — весело добавил старичок, — и кухня. Большего мне и не надо, верно?
— О, да.
— Если вам случится приехать в Мюнхен на денек-другой, мое гнездышко всегда к вашим услугам… с крылышком цыпленка, салатом и стариком, который будет счастлив еще много-много раз принимать вас у себя, милая маленькая фрейлен! — Вытащив пробку, он разлил вино по рюмкам. Однако у него дрожали руки, и немножко вина пролилось на поднос. В комнате было тихо.
— Пожалуй, мне пора, — сказала юная гувернантка.
— Но вы же выпьете со мной эту крошечную рюмочку… всего одну, прежде чем уйдете, — жалобно попросил старичок.
— Нет-нет, не надо. Я никогда не пила вина. Я… вообще обещала никогда не пить вина. — Он умоляюще глядел на нее, и она чувствовала себя неблагодарной, но все равно стояла на своем. — Нет, в самом деле, пожалуйста.
— Хорошо. Но, может, вы присядете на пять минут и позволите мне выпить за ваше здоровье? — Юная гувернантка села на краешек красного бархатного дивана. Он тоже сел рядом и одним глотком осушил рюмку. — Вы, правда, были сегодня счастливы? — спросил он и повернулся к ней лицом. Теперь он был так близко, что она ощущала
Сон! Неправда! Тот старичок был совсем другим! Ужасно! Гувернанточка со страхом смотрела на него.
— Нет… нет… нет… — лепетала она, стараясь вырваться.
— Один маленький поцелуй. Один поцелуй! Что с вами? Всего лишь один поцелуй, милая маленькая фрейлен! Поцелуй!
Теперь его лицо было совсем близко. Она видела широко растянутые в улыбке губы, блестящие голубые глазки за стеклами очков.
— Никогда! Никогда! Как вы смеете?
Она вскочила, но он оказался проворнее, прижал ее к стене и сам прижался к ней всем своим сухим тельцем. Как безумная, она вертела головой из стороны в сторону, но он все же поцеловал ее в губы. В губы! Еще ни один человек не целовал ее в губы, кроме самых близких родственников.
Она бежала по улице до тех пор, пока не оказалась на широком проспекте с трамвайными путями, и бросилась прямо к полицейскому, похожему на заводную куклу, который стоял в самом центре.
— Фрейлен?
Ломая руки, она умоляла его.
— Главный вокзал… Там… там сейчас…
Он еще не успел оправиться от изумления, как девчушка в сбитой набок шляпке, рыдая, бросилась к трамваю. Она не видела ни полезших на лоб бровей кондуктора, ни пассажиров, не слышала, что говорит о ней hochwohlgebildete Dame [20] возмущенной подруге. Она раскачивалась из стороны в сторону, громко рыдала, зажимала себе рот руками и кричала:
20
Высокообразованная дама (нем.)
— Ах! Ах!
— Девочка была у зубного врача, — сказала так, чтоб ее все слышали, толстая женщина, наверное, слишком глупая, чтобы не быть милосердной. — Na, sagen Sie’mal! [21] Такая боль! У ребенка ни одного зуба не осталось!
Трамвай со скрежетом прокладывал себе дорогу в мире, населенном стариками с дергающимися коленками.
Когда юная гувернантка добралась наконец до отеля «Грюнвальд», тот же коридорный, который провожал ее утром в номер, стоял возле стола и протирал бокалы. При виде гувернанточки он вдруг ощутил себя значительной личностью. Он ждал ее вопроса и приготовил жестокий, но вежливый ответ.
21
Ну и ну! (нем.)
— Да, фрейлен, дама приезжала. Я сказал ей, что вы здесь, но ушли с каким-то господином. Она спросила, не знаю ли я, когда вы были намерены вернуться, но я ничего не мог ей сказать. Она пошла к управляющему. — Он взял в руки бокал, посмотрел его на свет и принялся натирать кончиком фартука.
— …?
— Пардон, фрейлен? Ах, нет, фрейлен. Управляющий тоже ничего не мог ей сказать… ничего.
Он улыбнулся, делая вид, что очень занят бокалом, и покачал головой.
— Где сейчас эта дама? — спросила юная гувернантка. У нее так громко стучали зубы, что ей пришлось прикусить носовой платок.