Рассказы
Шрифт:
Вы поступаете в консерваторию и сочиняете десять симфоний.
После чего вы принимаете меня в Союз писателей, а я вас — в Союз композиторов. Идёт?
— Идёт! — воскликнул юбиляр.
— Идёт! — подхватили захмелевшие собутыльники.
— И вообще, Альберт! Я хочу сказать тебе, что я тебя давно люблю — и как писателя, и как человека!
— За что? Почему? — вяло поинтересовался председатель Союза писателей.
— Любят не за что, а вопреки! — воскликнул председатель Союза композиторов. — Просто люблю! За то, что ты красивый. И хочу написать
— Кому, кому?
— Да не — кому, а — что! Оперу о твоей замечательной жизни. Это будет шедевр. А потом мы вместе улетим в Израиль и поставим её на оперной сцене Тель-Авива! Кто за то, чтобы так всё и было? Прошу поднять рюмки и бокалы!
И все присутствующие выпили раз, ещё раз и ещё много-много раз, а потом запели, сначала по-английски:
— Хэппи бёсдей ту ю! Хэппи бёсдей ту ю! Хэппи бёсдей, хеппи бёсдей, Хэппи бёсдей ту ю!А потом и по-русски:
— Многая лета! Многая лета! Мно-о-га-я ле-э-та-а-а-а-а-а…Но пасаран!
— Можно ли написать отрицательную рецензию на гениальные стихи? — спросила Вера Павловна у Степана Петровича.
— Не можно, а нужно! — воскликнул Степан Петрович. — Не век же вам оставаться зав редакционно-издательским отделом, пора и кафедру филологии возглавить. Зав кафедрой! Звучит? Конечно, если меня выберут ректором.
— Намёк поняла. Напишу отрицательную, — вздохнула Вера Павловна.
— И не забудьте в заключении отметить, что никакие гениальные стихи нашим студентам не нужны, и даже вредны, поскольку расшатывают стереотипы, отвергают традиционные моральные нормы и разрушают стройную систему этических и эстетических ценностей, сложившуюся за 70 лет существования нашего ВУЗа.
Вера Павловна приняла из рук Степана Петровича диск и распечатку антологии «Гениальные стихи. 100 русских поэтов, от Державина до Коржавина» и покинула кабинет проректора.
Всю жизнь поэт, лауреат Пушкинской премии, Михаил Злобин составлял эту антологию, и не по социальному заказу, как было принято во времена социалистического реализма, а по велению души, и когда составил, обнаружил, что поэтов ровно 100, ни больше ни меньше.
«Перст судьбы!» — подумал Михаил и направился в пединститут, который недавно был переименован в педуниверситет имени Мамина-Сибиряка и готовился к 70-летнему юбилею.
С нынешним ректором Олегом Сидоровым они когда-то учились на одном курсе. В вестибюле как раз напротив входа красовался огромный стенд «Выберем на новый срок!» Стенд отражал весь жизненный путь ректора О. В. Сидорова, от простого школьника до профессора, почётного члена многих отечественных и зарубежных академий.
Олег Викторович только что вернулся из Испании, где договаривался о дружественном обмене студентами.
Переговоры прошли успешно. Десять студентов из Абаканска будут учиться в прекрасной Барселоне, а десять студентов из Барселоны будут учиться в прекрасном сибирском городе Аба-канске.
Настроение у него было прекрасное, и ректор с радостью ухватился за идею издать антологию.
Он угостил Михаила кофе с коньяком, вспомнил молодость, жизнь в студенческой общаге: «Прекрасное было время!». А потом вызвал проректора и сказал:
— Степан Петрович, заключите с Михаилом Иосифовичем договор, составьте калькуляцию, возьмите счёт в типографии, да о вознаграждении составителю не забудьте! Нашим студентам нужны гениальные стихи. Кто как не мы должны будоражить их мысли и чувства, расшатывать консервативные стереотипы, вспоминать славные классические традиции и на их основе создавать новые этические и эстетические ценности. И приурочьте, пожалуйста, выход «Гениальных стихов» к юбилейной дате. Издание должно стать подарком не только студентам, но и преподавателям!
— Будет сделано, Олег Викторович, в лучшем виде! Мелованная бумага, твёрдый переплёт. Средства есть, художника пригласим, оформим так, чтобы самому губернатору не стыдно было вручить!
Каково же было удивление Михаила, когда через две недели получил он заказное письмо из ректората, а в нём — отрицательная рецензия с редакционным заключением:
«Таким образом, в настоящее время гениальные стихи студентам не нужны, поскольку не предусмотрены учебным планом и будут отвлекать внимание от основного учебного процесса».
В расстроенных чувствах вновь пришёл Михаил Злобин к Олегу Сидорову. Ни кофе, ни коньяка.
— Я уже в курсе, — сказал Олег Викторович, — и, как ты сам понимаешь, после такой рецензии лишён возможности подписать документы на издание антологии. Интриги, брат, интриги! Перевыборы, подготовка к юбилею. Ты не представляешь, в какое болото, словно брошенный камень, угодила твоя антология.
— Почему же не представляю? Представляю. И желаю тебе быть переизбранным на новый срок.
— Спасибо, дорогой. Два конкурента — не шутка. Но я уверен, переизберусь, организуем положительную рецензию — и, как это у классика из твоей антологии?
«Не пропадёт наш скорбный труд И дум высокое стремленье!»А конкурентам мы скажем по-испански: «Но пасаран!»
Когда Михаил Злобин вышел в вестибюль, его догнала запыхавшаяся Вера Павловна и произнесла:
— Михаил Иосифович! Вы забыли на столе у ректора отрицательную рецензию! Вот она!
— Зачем мне ваша отрицательная рецензия? Оставьте её себе на память. Возможно, что при новом ректоре вы станете заведовать кафедрой филологии, вот и расскажете студентам, как на гениальные стихи можно и даже нужно в нужный момент сочинить нечто подобное.