Рассказы
Шрифт:
Донна дышит сквозь зубы.
— Я лучше пойду, — говорит она неожиданно для Тома. Она опускает ноги на пол и, вывернув трусики, начинает надевать их.
— Я надеялся, что ты останешься на ночь, — говорит Том. Он пытается выглядеть обиженным, но боится, что голос его скорее раздраженный.
Но все обходится. Донна отвечает ему нежно:
— Том, я люблю тебя сейчас, очень люблю. Но если я буду спать с тобой этой ночью — я имею в виду действительно «спать» — и мы проснемся в начале семидесятых… Понимаешь, что будет?
Его стон не оставляет сомнений в том, что он понимает. Донна печально кивает в ответ, встает и принимается натягивать колготки. От одной мысли о том, что она уйдет, Тому становится плохо. И не потому, что он просто соскучился по ласке. Сейчас он действительно любит ее.
— Слушай, чего я скажу. Что, если я поставлю кондиционер на шестьдесят восьмой? Ты останешься? Она поражена этими словами.
— Ты правда хочешь этого? — голос ее звучит так, будто она в это не верит, однако она возвращается в постель.
Том и сам не знает, верить ли своим словам. Его берлога в конце шестидесятых выглядит совсем не так, как он привык. Ему будет не хватать карманного калькулятора. Конечно, где-то завалялась логарифмическая линейка, но с ней по магазинам не походишь. И это только верхушка айсберга. Замороженная пицца в шестидесятых по вкусу будет больше похожа на картонку и меньше — на пиццу. Но…
— Давай попробуем, — говорит он решительно. Лучше уж жареная картонка с Донной, думает он, чем моццарелла без нее.
Он закрывает окно спальни и выходит настроить хроностат. Кондиционер включается не сразу — в квартире и так где-то около шестьдесят восьмого, — но сам поворот регулятора заставляет Тома еще раз задуматься над тем, что он делает. Книжный шкаф исчез. Ему будет недоставать части этих книг.
— Ну и черт с ним, — произносит он вслух и направляется в ванную. Неожиданно он, не вынимая изо рта зубной щетки, начинает громко петь. Фторированная зубная паста хлопьями брызжет изо рта, так что вид у него как у бешеного пса. Он смолкает так же неожиданно, как и начал. Ба, да у него есть вторая зубная щетка! Донна хихикает, когда он вручает щетку ей с галантным поклоном.
— Ты где сейчас работаешь, — спрашивает она, когда они возвращаются в постель. — Там же, где тогда?
— Нет, — быстро отвечает Том, поняв, к чему она клонит Если он проводит рабочие часы, вспоминая свежие обиды, эти обиды никогда не пройдут, как бы они с Донной ни были близки. — А ты?
Она смеется.
— Я, наверное, и не зашла бы в магазин, если бы не слышала, что там сломан кондиционер. Мне нравятся шестидесятые. Я работаю в маленьком магазине грампластинок под названием «Звуки босиком». Мне это идет?
— Ага, — кивает он. Донна никогда не была особо прагматичной женщиной. Чем дальше она от восьмидесятых, тем лучше себя чувствует. Том зевает и вытягивается рядом с ней:
— Давай-ка в постель
Она широко-широко улыбается ему:
— Мы и так в постели.
Он хватает подушку и делает вид, что замахивается ею на Донну.
— Я имею в виду баиньки.
— Идет.
Донна перегибается через него — такая теплая и мягкая — выключить свет. У нее замечательная способность засыпать почти мгновенно. Так и есть, всего через две минуты голос у нее совсем сонный:
— Отвезешь меня утром на работу?
— Конечно, — он немного колеблется. Это название «Звуки босиком», очень уж оно звучит в духе шестидесятых.
— Я смогу найти его, если погода поменяется? Матрас поскрипывает от ее движения.
— Наш магазин кондиционирован. Какая бы ни была погода на улице, к нам всегда зайдет какой-нибудь беглец в шестидесятые. Кстати, наша лавочка вполне процветает.
— О’кей, — говорит он. Еще пара минут — и он знает, что она крепко спит. Самому ему требуется для этого гораздо больше времени. Он так давно не спал с женщиной. Тепло ее тела, негромкое дыхание, запах волнуют его. Доверять кому-то настолько, чтобы спать с ним, думает он — вот это настоящее доверие, не то что просто заниматься сексом. Неожиданно к нему приходит желание — еще сильнее, чем прежде.
И все же он лежит в темноте без движения. У него не было другой такой женщины, жадной к ласкам, еще не успев проснуться. И потом, думает он, она будет здесь утром.
Надежды… Погода утром — семидесятые. Для них с Донной нет погоды хуже.
Он так и засыпает с этой не очень приятной мыслью. Где-то около двух включается наконец кондиционер. Он просыпается, вздрогнув. Донна даже не шевелится. Он поворачивается, осторожно положив руку на изгиб бедра. Она сонно бормочет что-то и поворачивается на живот. Она так и не просыпается до самого утра. Ему вновь требуется немало времени, чтобы заснуть.
Звонок будильника врывается в его сон словно взрыв — он привык к громким будильникам. Порция адреналина в крови поддерживает его на ногах до первой чашки кофе. Что же касается Донны, то ее разбудить может только его уход из кровати. Он и забыл, как сладко она умеет спать. Все же к моменту, когда он повязывает галстук, она успевает приготовить две тарелки яичницы, тосты с маслом и полный кофейник крепкого кофе.
— Теперь я знаю, почему я так хотел, чтобы ты осталась, — говорит он. — Обычно мой завтрак ограничивается корнфлексом.
— Несчастное дитя! — сокрушается она. Он строит ей рожу.
Сваливая посуду в раковину, он спрашивает:
— И где расположены эти твои «Звуки босиком»?
— В Гардене, на Гриншоу. Надеюсь, ты не опоздаешь из-за меня?
Он смотрит на часы.
— Ничего, успею. Посуду можно помыть и вечером. Тебя подхватить с работы? Ты во сколько кончаешь?
— В полпятого.
— Вот черт! Я вряд ли смогу подъехать раньше, чем полшестого.
— Я подожду внутри, — обещает она. — Там я точно дождусь тебя с радостью.