Рассказы
Шрифт:
— Это Кирик прислал записку. Чтобы обмануть полк. Вот хитрый же, чтобы на меня подумали. И собаку научил,— и снова хотел пнуть Валета.
Командир наморщил лоб. Кирик был комсомольцем, сыном рабочего, Чубатый тоже вроде был рабочим. Поэтому и перебежал от белых к красным, так он о себе рассказывал.
— Значит, окружение нам не угрожает? — ещё раз спросил командир.
— Может, с правого фланга,— ответил Чубатый.— А в долине совсем тихо.
Командир что-то сказал своему заместителю и глазами показал на Чубатого, потом ещё раз прочитал в записке последние слова: «приведёт Валет...»
— Сейчас мы узнаем, кто из вас предатель.— Подозвав собаку, он сунул записку за ошейник, сел на коня и скомандовал:
— Айда, вперёд!
Валет знал, что записку нужно отнести назад, залаял и помчался по стерне в долину. Вслед за ними рысью двинулась конная разведка.
След привёл к борозде
О предательстве Кирика и о Валете, который принёс какую-то записку, быстро узнал весь полк. Чтоб не услышал враг, красноармейцы переговаривались шёпотом.
— Такой умный пёс.
— А Чубатый говорил, что пёс бестолковый.
— Сам он бестолковый, раз от него убежал Кирик.
— А я не верю, что Кирик, комсомолец, удрал к белым.
— Наверное, врёт Чубатый.
— Может, он сам подосланный шпион?
— Не зря его и Валет не любит.
Валет бежал впереди. Рыжий, на рыжей стерне, он был едва заметен. В борозде Валет остановился, покрутился на одном месте и побежал уже не просто вниз, а куда-то в сторону от села. Командир с разведкой не отставали от него. Валет пробежал ещё метров триста, остановился и радостно заскулил. Там кто-то стонал.
— Похоже, что Кирик! Честное слово, Кирик! — воскликнули все в один голос и заспешили в ту сторону. Командир спрыгнул с коня:
— Что ты здесь делаешь, Кирик? Почему не вернулся из разведки?
— Я наблюдал за противником, товарищ командир. Он хочет захватить переправу.
В полк с приказом поскакал ординарец, а командир снова склонился над Кириком, который держался за бок и стонал.
— Кто тебя ранил?
— Чубатый. Выстрелил сзади и убежал к белым, гадина.
— А он говорит, что ты хотел перебежать к белым.
— Куда же я от своих бежать буду? Что вы, товарищи?!
— Значит, Чубатый хотел нас обмануть? Ладно же! А может, и ты врёшь про переправу?
— Какой бы я был тогда комсомолец? Красноармеец разорвал рубашку и перевязал его рану.
— Какой ты комсомолец, сейчас узнаем, а ты лежи, пока придут санитары.— И командир ускакал в полк.
Кирик попробовал было ползти, но застонал и склонился на серую полынь. Валет, довольный, наверное, что нашёл своего друга живым, стал на задние лапы, передние поджал и радостно засверкал вороными глазами.
— Если бы не ты,— прошептал ему Кирик пересохшими губами,— чего бы этот Чубатый натворил! Ах ты ж гад! — и он, скривившись, сжал кулаки.— А если Чубатый сбежит?
Валет закрутил хвостом и вдруг насторожил уши. От переправы доносилась частая стрельба, и какая-то шальная пуля просвистела над его головой. Потом пули полетели густым роем. Кирик заволновался. Полк может не поспеть к переправе, тогда белые прорвут фронт и он окажется в плену. Превозмогая боль в боку, он приподнялся на локте, чтоб глянуть в долину.
В долине вспыхивали огоньки, разрывались выстрелы и кричали люди. Над ними висел молочный туман, смешанный с дымом. Из дыма выскакивали люди, стреляли, бежали и снова стреляли.
— Наши отходят,— встревоженно проговорил Кирик,— не успели, не успели всё-таки на переправу... сюда отходят!
Валет тоже взобрался на борозду и, окружённый свистом пуль, поводил ушами. Цепь уже приближалась к борозде. Мимо Кирика красноармейцы проносили раненых. Пронесли и командира. Он лежал на винтовках и слабеющей уже рукой направлял полк вниз, к переправе. Но красноармейцы бежали к борозде, в которой можно было хотя бы голову укрыть от пуль. Кирика красноармейцы заметили, когда он опять приподнялся на локте и испуганно закричал:
— А переправа, товарищи! Ведь белые захватят! На него вытаращили глаза:
— Тебя не спросили. Их вон целая туча лезет!
— Попробуй сам наступать. А то прячешься в борозде.
Кирик на локтях и коленках, морщась от боли, выкарабкался из борозды.
На него закричали:
— Ты куда!
— Убьют!
— Не вылезай!
— Они же фронт прорвут, товарищи, не позволяйте им переправляться! — и пополз с винтовкой навстречу белым. Возле него сбоку, пугаясь пуль, скулил Валет.
— А говорили, что Кирик предал.
По цепи прошелестел удивлённый шёпот.
— А мы что же? Ползком, товарищи!
За ними поползло ещё несколько красноармейцев, но остальные, засыпанные пулями, не могли даже головы поднять, хотя Кирик всё ещё кричал:
— Вперёд, товарищи, вперёд!
Валет, услыхав знакомую команду, вопросительно посмотрел на Кирика. Вокруг тоненькими голосами пели пули, которых так не любил Валет; но он выскочил вперёд, ощетинился и сердито залаял, как будто на него кто-то замахивался палкой. Красноармейцы, услышав лай собаки, удивлённо высовывали из борозды головы. Шерсть на спине у Валета поднялась дыбом, тонкий хвост был зажат между лапами, уши стояли, как половники. Вдруг Валет как-то неестественно подскочил, завизжал, упал на землю и начал зализывать бок. Возле него распластался обессиленный Кирик. Всё это видели из борозды, и по цепи прокатились смущенные возгласы.
— Стыдно смотреть, товарищи! — выкрикнул кто-то горько.
— А что я говорю, полезли! — проговорил другой.
В это время по цепи пополз слух, что командир умер от ран. Красноармейцы заволновались. Теперь уже несколько голосов кричало:
— Вперёд, товарищи!
— За мной, товарищи!
Бойцы приподнимались на локтях и ползли, а большинство вскакивали на ноги, нестройно, но грозно закричали «ура» и со щтыками наперевес ринулись в долину.
Белые не ожидали такого дружного натиска и остановились. Красноармейцы уже не обращали внимания на пули, а шли в штыковую атаку, тогда белые бросились наутёк через переправу.