Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк
Шрифт:
— Откуда вы знаете, что именно здесь?
— Потому что тут кровь…
Грегори нагнулся ниже над указанным местом. Три, нет, четыре затвердевших бурых пятнышка глубоко проникли в снег; заметить их было нелегко.
— Вы находились здесь, когда «скорая помощь» его забирала? Он был в сознании?
— О нет, совсем без сознания.
— Истекал кровью?
— Нет, то есть кровь шла, кажется, только немного, из раны на голове, из ушей.
— Грегори, когда вы сжалитесь над нами? — спросил Сёренсен, демонстративно зевая. Он швырнул в снег начатую сигарету.
— Жалость регламентом не предусмотрена, — бросил
— Ну, тогда принимайтесь за дело, ребята, — заключил Грегори, — следы, замеры и так далее, лучше больше, чем меньше, а потом приходите в морг. Эту веревку позже можно будет снять. Возможно, найдется кое-что и для вас, доктор… и очень скоро. Где комендант? — обратился он к полисмену.
— На месте, господин инспектор.
— Ну, тогда пошли.
Грегори расстегнул плащ, ему стало жарко. Полисмен в нерешительности переступил с ноги на ногу.
— Мне тоже идти?
— Идемте.
Сёренсен шел за ними, обмахиваясь шляпой. Солнце порядком припекало, снег уже исчез с ветвей, они выглядели темными и мокрыми на фоне голубого неба. Грегори считал шаги до кустов, получилось ровно сто шестьдесят. Дорога и кладбище за ней лежали в тени между двух пологих холмов. Деревушка отсюда была не видна — только вился дым от нее. Снег лежал тяжелый и мокрый, тянуло холодом. Морг — небольшой барак, кое-как побеленный, задней своей стеной примыкал к густым зарослям кустарника. Два окошка выходили на северную сторону, в торце — дощатая дверь, полуоткрытая, без замка, но со скобой. Вокруг была уйма следов. У самого порога лежало нечто плоское, прикрытое брезентом.
— Это труп?
— Да, господин инспектор.
— Его не трогали? Он так и лежал?
— Точно так. Никто не прикасался. Комендант, как только прибыл вместе с врачом, осмотрел его, не прикасаясь.
— А этот брезент?
— Комендант приказал накрыть.
— А мог ли прийти сюда кто-нибудь, когда вы находились на шоссе?
— Не мог, господин инспектор, шоссе перекрыто.
— С той стороны. А если от Хэкки?
— Там тоже установлен пост, только его отсюда не видать, он за пригорком.
— Ну а через поля?
— Если только полями, — согласился полисмен, — но ему бы пришлось пересечь речку.
— Какую речку?
— Ну ручей, вон с той стороны.
Грегори пока не приближался к брезенту. Продвигаясь понемногу, он разыскал следы ночного патруля. Узкой утоптанной тропинкой они окружали ближайшие памятники, дугой огибали барак и возвращались назад через заросли кустов. Ветки были поломаны и местами втоптаны в снег. Те же, что и на шоссе, следы массивных башмаков отчетливо отпечатались там, где полисмен в темноте сбивался с тропинки.
Совершив обход, Грегори засек время: четыре минуты. «На ночь и метель можно накинуть еще столько же, — подумал он, — и еще минуты две на туман». Он углубился дальше в кусты, спускаясь вниз по склону. Тотчас же снег провалился под ним. Грегори успел ухватиться за ветки орешника и удержаться у самой воды. Это было самое низкое место долины, в которой лежало кладбище. Скрытый заносами и потому неразличимый даже вблизи, здесь протекал ручей; поверхность воды была покрыта рябью возле подмываемых корней кустарника. В илистом дне
— Где у вас каменщик? — спросил он полисмена. Тот сразу понял, о чем речь.
— Он живет прямо у шоссе, возле того мостика. Первый дом, такой желтый. Каменотесом работает только летом, а зимой столярничает.
— А камни как он сюда доставляет? По шоссе?
— Если уровень воды в речке падает, то по шоссе, а когда вода поднимается, сплавляет их по воде со станции. Развлекается в свое удовольствие.
— И там, на противоположном берегу, он эти камни обтесывает?
— Иногда и там, но не всегда. По-разному.
— Этот ручей течет со стороны станции, не правда ли?
— Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к боковой стене морга. Одно окно было открыто, точнее, выдавлено, стекло разбито, единственный острый осколок торчал из сугроба. Он заглянул внутрь, но ничего не разглядел: слишком темно.
— Кто сюда входил?
— Только комендант.
— А доктор?
— Нет, доктор не входил.
— Как его звать?
— Адамс. Мы не знали, подоспеет ли в срок лондонская «скорая». Первой приехала бригада из Хэкки, доктор Адамс был там ночью, поэтому прибыл с ними вместе.
— Да? — произнес Грегори. Он не слышал полисмена. С рамы разбитого окна свисал светлый завиток стружки. У самой стены отпечатался глубокий, неотчетливый след босой стопы. Грегори наклонился. Снег здесь был изрыт, словно по нему волокли изрядную тяжесть. Местами можно было различить продолговатые вмятины с гладким дном, словно их сделали, вдавливая в снег большую, удлиненную буханку хлеба. В одной вмятине что-то золотисто поблескивало. Он нагнулся еще ниже и подхватил пальцами несколько свернувшихся стружек. Склонив голову, с минуту рассматривал другое, закрытое окно. Оно было заляпано известкой. Он ступил в глубокий снег, опустился на колено, откинув предварительно полу плаща, потом поднялся и снова все оглядел. Глубоко втянул воздух. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы, он окинул взглядом белое пространство между кустами, моргом и первым надгробием. Бесформенные глубокие следы с гладкими вмятинами начинались у разбитого окна, делали петлю и вели к дверям. Они отклонялись по пути то в одну, то в другую сторону. Словно какой-то пьяница толкал перед собой мешок. Сёренсен стоял в стороне, приглядываясь к следам со сдержанным любопытством.
— Почему нет замка? — обратился Грегори к полисмену. — Был ли он?
— Был, господин инспектор, но испортился. Могильщик собирался отдать его кузнецу в ремонт, да забыл, потом наступило воскресенье, ну словом… — развел он руками.
Грегори молча приблизился к брезенту. Осторожно приподнял жесткий край и отбросил его в сторону.
У его ног на боку лежал голый человек с поджатыми руками и ногами, словно он опирался коленями на что-то невидимое или отпихивал это что-то от себя локтями и коленями. Он заполнял своим телом пропаханную в снегу широкую колею, которая тянулась от окна. Примерно два шага отделяли его голову от порога. Там снег оставался нетронутым.