Расследования Арсена Люпена
Шрифт:
– Д’Эннери, послушайте моего совета: не теряйте голову из-за этой женщины. Я свою уже потерял и теперь несчастен, как груда камней… драгоценных камней, – закончил он с улыбкой, отвесив неуклюжий поклон.
Тем временем на сцене началась демонстрация туалетов.
Каждая из конкуренток показывала свой наряд около двух минут: прохаживалась взад-вперед, садилась, разворачивалась во все стороны, как это делают манекенщицы в салонах готового платья.
Близился черед Регины. Девушка встала.
– Мне почему-то страшновато, – проговорила она. –
– За самую прекрасную, – ответил тот, поклонившись.
– Но что вы скажете о моем наряде?
– Наряды мне безразличны. Главное для меня – красивое лицо и грациозная фигура.
– Что ж, – ответила Регина, – в таком случае вы можете восхищаться очарованием юной особы, которой сейчас аплодирует зал. Это манекенщица модного дома «Черниц»; в газетах писали, что она сама придумала свой наряд и доверила его шитье своим подружкам. Она просто прелесть, эта девочка!
И в самом деле, юная манекенщица – тоненькая, изящная, с благородной осанкой – являла собой олицетворенную грацию, а платье, облегавшее ее хрупкую фигурку, – очень простое, но безупречно скроенное – свидетельствовало о тонком вкусе и богатом воображении его создательницы.
– Это Арлетт Мазаль, не так ли? – спросил Жан д’Эннери, просматривая программку.
– Да, – ответила Регина.
И добавила, без малейшей неприязни и зависти:
– Будь я в жюри, я не колеблясь присудила бы Арлетт Мазаль первое место.
Ван Хубен немедленно вознегодовал:
– А как же ваша туника, Регина? Чего стоит дешевая тряпка этой манекенщицы в сравнении с вашей туникой?!
– Цена здесь не имеет никакого значения…
– Нет, Регина, цена – это главное! И именно поэтому я заклинаю вас: будьте осторожны!
– Чего же я должна остерегаться?
– Воров. Не забывайте, что ваша туника украшена вовсе не персиковыми косточками!
И он расхохотался над собственной шуткой. Однако Жан д’Эннери поддержал его:
– Ван Хубен прав, и нам следовало бы проводить вас до сцены.
– Ни за что! – возразила Регина. – Я хочу, чтобы вы смотрели на меня из ложи, а потом рассказали, какой эффект я произвела на зрителей и не выглядела ли на сцене Гранд-опера неуклюжей гусыней.
– К счастью, – заявил Ван Хубен, – за безопасность здесь отвечает бригадир Бешу.
– О, так вы знаете Бешу?! – с искренним удивлением воскликнул д’Эннери. – Того самого Бешу, полицейского, который стал знаменитым благодаря своему сотрудничеству с таинственным Джимом Барнеттом, владельцем агентства «Барнетт и К°»?..
– Ах, прошу вас, только не говорите при нем об этом проклятом Барнетте! – вмешалась Регина. – Он буквально заболевает при одном упоминании об этом субъекте. Похоже, что Барнетт сыграл с ним не одну злую шутку!
– Ну как же, я слышал эти истории… О человеке с золотыми зубами, а еще о знаменитой дюжине «африканок» Бешу! [2]
– Да. Сам он куда-то уехал дней на десять. Но нанял вместо себя за большие деньги трех бывших полицейских – тех бравых молодцов, что дежурят вон там, за дверью.
2
Имеются в виду новеллы М. Леблана из сборника «Агентство „Барнетт и К°“».
Д’Эннери заметил:
– Найми вы даже целый полк, его все равно не хватило бы, чтобы предотвратить некоторые уловки мошенников…
Тем не менее Регина храбро вышла из ложи и направилась в сопровождении своих охранников за кулисы.
Поскольку ей достался по жребию одиннадцатый номер, а после десятого был объявлен короткий перерыв, то ее выходу предшествовало лихорадочное возбуждение публики. В зале царила напряженная тишина. И внезапно это безмолвие разрешилось восторженной овацией: Регина вышла на сцену.
В сочетании безупречной красоты и утонченной элегантности таится загадочная власть, которая приводит публику в экстаз. Очаровательную Регину Обри и изысканную роскошь ее наряда отличала гармония, потрясавшая зрителей еще до того, как они успевали осознать тайну этой красоты. Но главное их внимание захватил блеск драгоценностей. Туника, расшитая серебряными нитями, была стянута на талии широким поясом, неким подобием корсета, сделанного, казалось, из сплошных бриллиантов. Они так переливались, так ослепительно сверкали, что чудилось, будто их лучи образуют вокруг девушки легкое, трепещущее, разноцветное пламя.
– Черт возьми! – воскликнул Ван Хубен. – Да они еще прекраснее, чем я думал, – все эти удивительные камешки! А как они идут этой маленькой плутовке! Все-таки есть в ней что-то аристократическое! Ну просто императрица, ей-богу!
И добавил, хихикнув:
– Открою вам один секрет, д’Эннери. Знаете, почему я осыпал Регину всеми этими блестящими камешками? Во-первых, она получит их в подарок в тот день, когда согласится отдать мне свою руку… левую, разумеется, – сказав это, он прыснул со смеху, – а во-вторых, потому, что это заставило меня нанять для нее почетную охрану, которая заодно докладывает мне, что она делает и с кем встречается. Не подумайте, что я опасаюсь влюбленных соперников, – просто я из тех людей, кто хочет все знать и все видеть… буквально все, понимаете?
И он снисходительно похлопал по плечу своего спутника, словно говоря: «Так что, мой милый, и не надейся встать между нами!»
Но д’Эннери поспешил его успокоить:
– На мой счет, Ван Хубен, вы можете не волноваться. Я никогда не флиртую с женами или подругами моих друзей.
Ван Хубен скептически покривился. Жан д’Эннери взял с ним, по своему обыкновению, тон легкой насмешки, за которой могло скрываться что угодно. И богач, решив добиться полной ясности, придвинулся к нему вплотную и сказал: