Расследователь: Предложение крымского премьера
Шрифт:
— Изучай. Завтра вылетаешь в Киев.
Утром двадцать первого Обнорский и Каширин вылетели в Москву. В аэропорту и во время полета Андрей проверял, как Родя изучил тему (оказалось — вполне прилично), и рассказывал о тех событиях, которые произошли позже и в отчет, естественно, не вошли. Родион был заинтригован и, можно сказать, польщен — в расследованиях такого уровня работать ему еще не доводилось.
В Шереметьево пути Обнорского и Каширина разошлись. Андрей улетал в Симферополь, Родион — в Киев.
— В
В самолете Андрей вздремнул. Снился Кука. Кука весело бренчал на бандуре. В качестве медиатора Кукаринцев использовал отрубленную руку Горделадзе… Весело играл, весело.
Даже во второй половине ноября в Симферополе было очень тепло. После стылого Шереметьева, с поземкой над голой бетонной пустынькой аэродрома, Симферополь встретил двенадцатиградусным теплом и щедрым солнцем. Воздух пах степью…
В аэропорту Андрея ожидал человек, присланный Соболевым. Сказал, что Сергей Васильевич приносит извинения, сам встретить не может — дела. Срочные, неотложные дела в Красноперекопске на севере Крыма. Но вечером встреча состоится обязательно. Водитель — его звали Игорь — отвез Обнорского в гостиницу (по стечению обстоятельств она, как и в Киеве, называлась «Москва») и уехал, оставив папку. Папку, сказал он, велел передать Сергей Васильевич.
Возможно, дескать, вы найдете в ней что-то полезное, Андрей Викторович…
Папка содержала подборку материалов СМИ по «делу Горделадзе». Около полутора сотен вырезок или ксерокопий из украинской, российской и заграничной прессы… Плюс дискета. Компьютера в номере не было, и дискету Обнорский оставил «на потом».
Андрей снял ботинки, лег на диван и стал изучать папку. Часть материалов была ему знакома, но большая — нет. Уже через час Андрей понял, что подборка составлена толково. Она отражала хронологию развития скандала, мнения известных украинских политических деятелей и «простого народа», наглядно иллюстрировала, как раскручивались события вокруг обнаружения тела. Документы, собранные воедино, показывали, что делу сознательно придают политический характер, заостряют, нагнетают… Каждый Божий день появляются все новые «подробности», новые «свидетели» и «информированные источники». Кликушествуют экстрасенсы, контактеры и откровенные сумасшедшие.
Власти отбивались неумело и неубедительно. К концу изучения папки Андрей выкурил пачку сигарет и приобрел ощущение, что весь этот шум неслучаен, что кто-то умелый и циничный стоит за кулисой и режиссирует исподтишка.
Потирает руки и чего-то ждет. Чего он ждет?
Андрей встал, оделся и вышел из номера, оставив на полу и на столике возле дивана ворох материалов из папки. Внизу, в холле гостиницы, он купил сигареты и вышел на улицу. Было уже почти темно, горели фонари… Андрей закурил и пошел наугад. Через минуту вышел на берег Салгир. Темная вода, обильно покрытая ковром из опавших листьев, почти
Андрей курил, смотрел на воду и думал: «Кто стоит за кулисой? И чего он ждет?»
«Партия Куки» звучала в темноте все громче. Страшный «медиатор» молотил по струнам бандуры.
Соболев приехал около десяти вечера. Усталый, замотанный.
— Извини, Андрей Викторович, — сказал он, — дела. Пришлось вне плана смотаться в Красноперекопск.
— Проблемы? — спросил Андрей.
— Жизнь премьер-министра как раз и состоит из одних проблем. Вот только решаются все по-разному. Некоторые легко, другие посложнее, а третьи вообще носят характер хронических болезней… Как язва желудка.
— Если язву нельзя вылечить, от нее можно избавиться оперативным путем, — сказал Андрей.
— Можно, — кивнул Соболев. — Если у хирурга есть скальпель. В государственных делах скальпелем могут служить финансы и законы… Увы, очень часто у нас скальпеля либо вовсе нет, либо он совершенно тупой. Да ты не подумай, что жалуюсь.
Соболев и Обнорский сидели в ресторане «Тайфун», ели телятину с грибами, которая здесь была фирменным блюдом.
— Ну, как сам? — спросил Соболев. — Рассказывай, рассказывай, как у вас идут дела…
Обнорский объяснил, что пока никакого особого движения нет — продолжается рутинный процесс сбора информации. Соболев поинтересовался: а конкретней? Андрей рассказал и добавил, что сюда, в Крым, он приехал опять же за информацией. Не для доклада Соболеву — нечего еще докладывать, — а именно за информацией о некоторых лицах.
— Кто интересует? — спросил премьер.
— В Киеве живут как минимум два человека, которые могут представлять интерес для нашего дела. Оба — выходцы из Крыма.
— Ну так кто конкретно?
— Затула и Матецкий.
— Затула — понятно, — согласился Соболев. — А Матецкий каким краем шьется к этому делу?
— Не знаю, — ответил Андрей. — Возможно, и никаким. Но… намекнули на него. Ваш же человек и намекнул.
— Олег Костенко?
— Он самый. Вы, Сергей Василич, ему доверяете?
— В общем, да, — сказал премьер.
— В общем?
— Понимаешь, Андрей Викторыч… Тут ведь какое дело? Я Олежку знаю давно… Считай, со студенческих лет. Он человек порядочный. И я ему, разумеется, доверяю. Но… Расклады в этой игре идут такие, что козыри могут меняться. В начале игры — черви, в середине буби козырями стали, а в конце вдруг может оказаться, что пики… или крести. Или опять черви. Понимаешь?
Обнорский понял: премьер имел в виду, что в очень сложной многоходовке вокруг Горделадзе возможны любые комбинации: вчерашний союзник может быть перевербован или использоваться втемную… Возможно, именно поэтому Соболев предпочел пригласить для расследования варягов. Людей, не имеющих на Украине ни родственных, ни плановых связей, ни бизнеса, ни политических врагов или друзей.
— Я вас понял, Сергей Васильевич, — сказал Андрей. — Итак, есть ли в Симферополе люди, которые могли бы мне рассказать о Затуле и о Леониде Матецком?