Расстановка

Рольник Константин Борисович

— Но чем я буду отличаться от них, если… — проговорил Харнакин

— Сейчас скажу. — резко перебил Зиап — Придется мне прочесть лекцию о революционной морали. Наш мир не един. Он разделен на господ и рабов. Но и рабы бывают покорными, а бывают бунтующими. Единой морали нет. Своя мораль у господина, своя — у покорного раба, и своя — у раба бунтующего. У тех, кто бомбит наши села и сжигает людей напалмом — мораль господ. Они считают, что они сверхчеловеки, элита, соль земли, что им все дозволено ради удержания власти над миром. Сами они не соблюдают "общепринятых" моральных норм. Эти моральные нормы, в том числе и религозные — ими-то и разработаны, специально для порабощения своих холопов. Все лживые вымыслы в области морали, религии, права, философии — для того им и служат, чтобы обмануть и связать угнетенных. С точки зрения господ аморален всякий, кто дает им отпор. Правители, богачи, церковники навязывают обществу свои цели, и приучают считать безнравственным все что им противоречит.

Сами они при этом хотят счастья для своей узкой кучки, а не для человечества. Счастья меньшинства, а не большинства. На одном насилии такой режим и дня не продержится — поэтому им нужен цемент морали, чтобы сделать несокрушимой систему зла и несправедливости. Но революция кровью смывает с реальности этот грим. Она отбрасывает лживую мораль, разработанную рабовладельцами для рабов, и никогда не соблюдаемую самими рабовладельцами. С точки зрения "общепринятой морали", любая революция аморальна, поскольку не обходится без убийства и насилия. Но это значит лишь, что "общепринятая мораль" контрреволюционна, то есть состоит на службе угнетателей. Правящие мерзавцы жизненно заинтересованы в том, чтобы навязать угнетенным мораль смирения, покорности, всепрощения. Призывы соблюдать "общепринятую мораль" — не бескорыстная ошибка мыслителя, а необходимое звено в механике подлого обмана. За этим обманом стоит традиция тысячелетий. Разоблачение этого обмана — первейший долг революционера. Вы спрашиваете: "в чем отличие между нами и ими". Отличие в том, что мы с помощью хитрости и насилия разбиваем цепи, а правители, богачи, церковники — с помощью хитрости и насилия заковывают нас в цепи. Рабовладелец и раб не равны перед судом морали, даже если применяют одинаковые методы. Война — это насилие. Но без нее нашу революцию уже давно подавили бы. Война — это еще и ложь. Без хитрости и конспирации война невозможна, как машина без смазки. Но тот, кто во время войны сообщает правду врагу — карается как шпион. Выходит, даже "святая правда" — не самоцель. Любое средство может быть оправдано только целью. А наша цель — это социализм на всей планете, счастье бедняков, победа атеистического разума над религиозной ложью, интернационализма над национальными предрассудками, свобода от стихийных сил природы и общества, технический прогресс на благо людей. Моральная оценка, вместе с политической, вытекает из потребностей борьбы. Мы — на переднем крае войны Добра со Злом! Все, что ведет к нашей цели — дозволено и оправдано историей.

— Простите… — тяжко вздохнул Харнакин — А если для этой цели понадобиться плеснуть кислотой в лицо ребенка, это тоже будет оправдано?

— Конечно нет — улыбнулся Зиап — Подчеркну еще раз — оправдано то, что ведет к цели. Ведет. А варварские истязания беззащитных уводят от нее, порочат нашу идею. Ведь путь и цель врастают друг в друга так прочно, что иной путь означает иную цель. Однако вашим противником в предстоящей операции будут отнюдь не дети, а те кто бомбит и убивает детей, те кто порабощает народ. И по отношению к ним оправдано все, что целесообразно. Все, что морально с точки зрения восставших рабов, а не холопской морали, не "общепринятой". Будьте уверены — вы на стороне Добра, в войне против Зла и угнетения, против капитализма и религии, против правителей и грабителей, против лжецов и нелюдей. Этих подонков надо истреблять всеми способами, в том числе и с помощью спецтовара.

Вдохновенная речь Зиапа произвела неизгладимое впечатление на Харнакина. Ему и раньше доводилось слушать все это — на скучных лекциях по политической подготовке много раз повторяли, что в идейной борьбе перемирия не бывает, что революционное насилие всегда ответное и оправданное, что победы надо достигать всеми средствами. Но те лекции были мертвой схоластикой — "сдал и забыл". А здесь он видел живую, горячую убежденность в превосходстве революционной морали над холопской. На долгие десятилетия эта речь Зиапа стала внутренним оправданием для Игоря: к жестским средствам прибегать ему доводилось часто, а савейское школьное воспитание к тому отнюдь не готовило.

Проведя еще полчаса над картой, тщательно разобрав детали предстоящего задания, Харнакин покинул резиденцию вождя Красных Вьентов.

Игорь вышел из дворца в сквер, где буйно и неистово цвели красными цветами низкорослые безлистные деревца. Он медленно прошествовал сквозь резные ворота, выйдя на центральный бульвар вьентамской столицы. Было шумно, людно. Мимо офицера мчался нескончаемый поток велосипедистов, на углах стояли лотки с ароматными фруктами. Время от времени бренча проносился то савейский джип, то грузовик цвета хаки. Мальчишки с лотками бойко сновали в потоке пешеходов, предлагая жареные бананы и рисовые лепешки, ожерелья и сигареты.

Игорь направился к лавочке, торгующей одеждой. Желтолицый торговец в бамбуковой конусовидной шляпе, расплылся в улыбке и жестом пригласил покупателя внутрь заведения. Харнакин сменил ботинки на резиновые шлепанцы из автопокрышек, брюки — на белые шорты. Выйдя вновь на бульвар, офицер услышал пронзительную сирену воздушной тревоги. Вдалеке послышались залпы савейских зениток. Улица вмиг опустела — люди бросились в убежища. Начинался налет.

"Скверно, если меня сейчас накроет" — подумал офицер, ухмыльнувшись — "Грандиозная операция умрет, не начавшись." Девочка-вьентамка, дочь хозяина лавки, взялась проводить Игоря в ближайшее укрытие — в подвале дома, в тридцати шагах. Издалека донесся глухой звук взрыва… и еще один…

— Они бомбят аэропорт — сосредоточено пояснила провожатая — теперь они прилетают каждый день… Вчера разбомбили мост через Песчаную реку, разрушили городскую больницу… Товарищ, поторопитесь.

Быстрым шагом продвигаясь к убежищу, Игорь раздумывал о том, что ему предстоит. Через два часа налет окончился. Еще через полчаса Харнакин занял свой номер в гостинице "Союз", где размещались савейские специалисты.

Игорь долго не мог заснуть в эту ночь. "Вроде бы, слова Зиапа убедительны. Какая разница: планировать ли убийства, посылать врагу смерть из оружейных дул, или продавать ему смерть в ампулах — все едино… Но все же — есть в этом что-то гнетущее… Конечно, долг… Приказ… Но есть такие приказы, выполнить которые нелегко. Чтобы выполнять их, надо свято верить в правоту конечной цели. Одной любовью к отечеству не обойдешься. Я воюю в чужой стране. Более того, вьентамцы принадлежат к другой расе. Прав старик Зиап — чтобы выполнять такие приказы, надо вырастить в себе фантичную преданность нашей идее. Не стране, а универсальной идее. Как и он, я должен ощущать себя солдатом Мировой Революции. Мне предстоит война во имя светлого будущего нашей планеты! Если не верить в это, остается лишь… "Эту мысль Харнакин не додумал — уснул тяжелым сном под монотонный шум тропического ливня.

Следующей ночью Игорь — боец Мировой Революции — двинулся по тайным тропам, в сопровождении вьентамской группы прикрытия. Путь его лежал в партизанский район Каймонг.

Провокация — палка о двух концах

(Янек Батуронис, Артур Новиков)

Агент наружного наблюдения, пущенный за Янеком, без проблем отслеживал передвижения "объекта". После изнурительных бесед с сотрудниками РСБ, студент еле волочил ноги, и уж конечно, не задумывался о возможной слежке. Он не оглядывался, не завязывал шнурков, не прятался в укрытие или за спины людей, как сделал бы дилетант. Уж тем более, не фиксировал машинально любого прохожего или автомобиль. Не кружил по городу, петляя на многолюдных рынках и вокзалах. Не нырял в подворотни и черные ходы. Не пересаживался на остановках из автобуса в автобус, прыгая в транспорт за секунду перед тем, как двери захлопнутся. Не переходил через проезжую часть с целью осмотра тротуаров. Не забирался на магазинные ступеньки. Не осматривал улицу изнутри универмага сквозь стеклянные витрины. Не наблюдал за отражением в витринах зеркальных. Не менял, заходя в общественный туалет, одежду и головной убор. Не надевал парик, не наклеивал усов, не гримировался. Не поворачивал внезапно к наблюдателю, чтобы разжечь скандал. Короче говоря, измотанный Янек не делал ничего из того, что обязательно бы сделал на его месте матерый подпольщик Рэд. Потому и следить за студентом было одно удовольствие.

Когда Янек подходил к дому, рядом с ним притормозил зеленый автомобиль. Агент запомнил номер машины. Незадачливый шофер долго расспрашивал Янека о том, как проехать к автосервису. Янек отвечал путано. В его голове все смешалось, руки тряслись от пережитого шока — и разговор затянулся на четверть часа. Наконец, бессвязное бормотание надоело водителю, он махнул рукой и уехал восвояси — не подозревая, сколь огромные проблемы навлечет на него эта беседа в будущем.

Зайдя в подъезд, Янек увидел Артура Новикова. Сосед, будущий редактор подпольной газеты, шел в гости к Янеку, и сейчас ждал лифта. Они зашли в кабину. Филер вбежал следом за Янеком, но двери подъемника уже затворились.

Студент вспомнил, с каким пониманием Артур воспринял рассказ о митинге. Чувствуя почти физическую потребность с кем-то поделиться своей бедой, Янек прошептал сдавленным голосом:

— Артур… Артур… Случилось страшное…

Новиков поглядел на Янека — трупная бледность, пустой взгляд, расширенные от ужаса глаза, дрожащие губы, страдальческие складки на лбу…

Не решаясь перебить, Артур обратился в слух.

— Артур, меня преследует РСБ…. Они вызывали меня на беседу… Предлагали осведомлять их… Что же теперь будет… Что мне теперь делать?! — в отчаянии выкрикнул Янек.

Новиков, будущий редактор подпольной газеты, отдал должное проницательности Зернова: беседуя о задержении студента, тот предусмотрел такой оборот событий.

— Янек! Слушай меня. — Новиков вбивал короткие реплики, чтобы измученный собеседник мог воспринять ответ — Завтра. Кинотеатр "Орион". Дневной сеанс. Вот билет. В зале стемнеет. Позади тебя сядет зритель. Он скажет: "Эту картину я видел три года назад, на широком формате". Он поможет тебе. Слушай его советы!

Дверь лифта отворилась. Выполнив свою миссию, Новиков не стал выходить вслед за Батуронисом — поехал вверх. Янек, сжимая в руках билет, вышел из лифта. Он был ошарашен всем, что случилось за день. Но самое ужасное было еще впереди. На его звонок дверь открыла мама. Когда он прошел в комнату, она встревоженно и недовольно заметила: