Расстояние
Шрифт:
Грейвс знал, как все было, но он мертв. Знает и человек, звонивший ему в тот вечер. Сведения обо всех звонках удалены. Каждый раз они стараются возвести на моем пути стену, и им это удается. Эти люди достаточно ловки, чтобы удалить любую информацию, и этим похожи на меня, но они сильнее и влиятельнее.
Теперь им известно, что их ищет Элизабет Кроу. Мое досье невелико; его несложно будет взломать. Очень скоро они узнают, что это лишь вымышленная женщина.
Одно утешение: они не свяжут это имя со мной.
А если
Было темно, маскировка скрывала мои черты.
А Саймон Йоханссон? Что им о нем известно?
Я даже не знаю, кто эти люди.
В этой работе есть тайные ходы, схемы несуществующих дверей и секретных страниц, тупики и высоко расположенные окна, до которых мне не добраться. За одним из окон стоит Кэтрин Галлахер, аккуратная, отстраненная, но она не одна. По дому ходят и другие люди. Они оставляют следы – отбрасывают тени, позволяют слышать их шаги, за ними закрываются двери, – но, сколько бы я ни старалась, не могу даже мельком их увидеть.
Впервые в голову приходит мысль, что, возможно, я никогда их не увижу.
Йоханссон до сих пор не позвонил. Он должен отправиться в гараж вместе с Кэтрин Галлахер, несмотря на риск и отсутствие страховки. Он верен себе. Взяв обязательство, он все выполнит. Он так решил еще в тот момент, когда Филдинг рассказал ему о деле.
«Это опасно», – язвительно шепчет мой внутренний голос. Очень опасно. Но по иронии это и привлекает Йоханссона, и не в моих силах его остановить. Безопасность его не волнует.
Отступись. Передай дела Крейги и уйди. Предоставь ему возможность действовать. Стань опять Шарлоттой Элтон. Ведь ее жизнь проста и легка.
В этот момент, остановившись на светофоре на набережной, я поворачиваю голову и вижу на тротуаре Марка Девлина.
Он живет в элегантном доме в Ноттинг-Хилле, квартиру в котором можно купить не менее чем за семизначную сумму. На двери три кнопки домофона, его имя посредине. Гостиная представляет собой огромное помещение, стильно отделанное, но со штрихами холостяцкого жилья: внушительных размеров экран домашнего кинотеатра, прислоненные к стене лыжи и электронная книга на красивом итальянском диване. Пройдя через арку в кухню, он берет бутылку красного вина и штопор и наполняет мой бокал до половины. Я за рулем.
– У тебя красивый дом.
В его улыбке оттенок грусти.
– Наследство. У меня, конечно, хорошо идут дела, но не настолько хорошо. – И после паузы: – Можешь посмотреть квартиру, я знаю, тебе хочется.
Оглядев шкаф у окна, я не присматриваюсь к детективам и путеводителям, а подхожу ближе к фотографиям на стене.
Марк Девлин – юноша в мантии, окруженный студентами, на фоне старинного серого здания смеется, глядя в объектив, сбоку примостился скелет. На следующей он старше, в окружении мужчин в смокингах – свадьба. А вот он обнимает темноволосую девушку, похожую на фею, около шале на горнолыжном курорте.
Я поворачиваюсь.
Я улыбаюсь в ответ и возвращаюсь к фотографиям. Девлину лет двадцать, он обнимает за талию девушку. Это не Кэтрин Галлахер. Да и почему это должна быть она?
Перед глазами вновь всплывает образ зябко кутающейся в куртку Кэтрин. Когда они познакомились, она, несомненно, была другой, успешной и ухоженной, как на фотографии Филдинга, с улыбкой, мимо которой невозможно пройти.
Не думай о ней. Не надо.
Я пристально смотрю на фотографию. Марк стоит с девушкой у дерева, и эта девушка…
– Мы встретили ее у ресторана. – Я пытаюсь вспомнить имя. Анна. Да, Анна. Ей удалось сохранить утонченное очарование. – Ты выглядишь очень молодо.
Улыбка получается сдержанной.
– Мы с Анной движемся назад во времени.
Он повторяется. У меня возникает ощущение неловкости.
Может, стоит сменить тему? Идеалистические картины из детства, дом в Уэльсе…
– Родовое гнездо? – усмехаюсь я.
– Самый обычный дом.
– Он по-прежнему принадлежит твоей семье?
– Надо его продать. Я нечасто туда езжу. Времени не хватает.
Я внимательно вглядываюсь в лица. Они были вместе и счастливы. А что потом? Как все закончилось? Но он сохранил ее фотографию…
– Она хочет опять быть с тобой.
Слова некстати слетают с губ. Я уже готова извиниться, но Марк улыбается – уже по-другому.
– Напротив. – В улыбке мелькает грусть. Он переводит взгляд на фотографию. – Она бросила меня через четыре месяца после того, как был сделан этот снимок. – Затем он придает улыбке печальный оттенок. – Она разбила мне сердце.
– Но вы все еще поддерживаете отношения. – Ее взгляд, быстрый, неуловимый, мне кажется, что девушка видит во мне соперницу. – Ты уверен, что Анна не хочет?… Она тогда посмотрела на меня так, будто…
Марк качает головой:
– Ты ошибаешься. Мы просто друзья. Довольно близкие – я ей нужен, у Анны проблемы, ей одной не справиться. Не проси объяснить, ладно? А ты? – спрашивает он, немного помолчав. – Как дела? Ты выглядишь усталой, я не ошибаюсь?
– Нет.
Марк смотрит на бокал, затем поднимает глаза на меня.
– В опере ты была в зеленом. Ты прекрасная собеседница и терпимо относишься к занудам. Ты богата, но не чванлива: были времена, когда у тебя не было денег. Ты очень умна. Не любишь людей, задающих вопросы о личном. Поэтому я не буду пытаться. Ты выглядишь так, будто не спала несколько ночей. Ладно, – внезапно прерывает он сам себя. – Я знаю, что прав. Ты осторожно относишься к новым людям в твоей жизни, не хочу казаться бестактным, но… ты уверена, что он тебе нужен?
Все дело в вине? Усталости? Я не знаю. Я не спрашиваю, о ком он, просто отвечаю: