Расстрелянный парламент
Шрифт:
Мне многие говорили, что нашему народу не нужна демократия, что нет у него потребности в ней, что он ждет – не дождется диктатуры. Может быть, это так. Может быть, многих раздражала раскованность и бесконечные дискуссии на заседаниях Съездов и Верховного Совета. Но придет время, когда именно без такой раскованности нашим людям, наконец, станет не по себе.
Хочу сказать о Руцком. Его душа в эти трагические дни билась в заботах о жизни людей, меньше всего он хотел войны, и вот приходится не на поле брани, а в здании Парламента – на своей самой что ни на есть гражданской работе – спасать людей от войны.
Вы меня простите, что не сумел сохранить жизнь погибшим, не сумел остановить безумие Кремля, не отстоял Парламент. Он не был «красно-коричневым», как называет его прокремлевская пресса. Наш Парламент был совокупностью самых разных мировоззрений и общественных течений и серьезно повзрослел, накопил опыт и знания, стал профессиональным и компетентным. Он-то и был сердцевиной демократии, пусть еще очень несовершенным, но тем не менее именно ее основным признаком.
Я старался служить России честно, сам учился, отдавал отчет тому высокому доверию, которое вы оказали мне, избрав Председателем Парламента. Я признателен народу, поддержку которого постоянно испытывал. Нужно ли мне сохранить себя? Я не уверен, что хочу остаться живым. Я уверен в том, что хочу, чтобы остались живы вы, чтобы вас встретили ваши семьи, ваши избиратели, наш народ. Поэтому призываю покинуть здание – я верю офицерам, которые дали слово вывести всех
Стихи о сражающемся парламенте
Геннадий ИВАНОВ
4 октября 1993 года
Мчатся тучи, вьются тучи…
Владимир Бушин
Я убит подо Ржевом…
Я при пушечном громе, Но не в дальнем краю, А в Москве, в «Белом доме», Жизнь окончил свою. Дни за днями помчатся, То шурша, то звеня, Но уже, может статься, Вы отпели меня. Было б думать напрасно, Будто смерть не страшна В этом доме прекрасном На восьмом, у окна. Был он Белым по праву, Но, став Черным тогда, Он пребудет Кровавым С той поры навсегда… Я вначале был ранен, А в полпятого дня Два омоновца пьяных Пристрелили меня. Я не стал признаваться, Видя злость их и пыл, В том, что мне восемнадцать, Я еще не любил. Ведь они не щадили И моложе, чем я. Ныне все мы в могиле — Нас большая семья. В стенах Черного дома Пламя жрало меня. Все там, словно солома, Гибло в смерче огня. Что вдали и что близко — Все огонь поглотил. Там была и расписка, Что я гроб оплатил. Полный скорби и гнева, Пал я с мыслью о том, Что убит подо Ржевом Дед мой в сорок втором. Деду легче, быть может, — Чужеземцем был враг, А меня уничтожил Свой подлец и дурак… Я сгорел в этом доме На восьмом этаже. Ничего больше, кроме Тени в вашей душе. Хоть частичку Росс ии Заслонил я собой, Но узнать был не в силе, Чем закончился бой. Если вы отступили, Если бросили флаг, Как мне даже в могиле, Даже мертвому – как? Как хотя бы немного Обрести мне покой? Как предстать перед Богом С болью в сердце такой? Даже если мне в душу Его речи вошли: — Против танков и пушек Что вы, сын мой, могли?.. Но отдал не напрасно Жизнь до времени я. Есть на Знамени Красном Ныне кровь и моя. Лишних слов тут не надо. Но – всегда вас табун — Что ж не видел вас рядом, Патриоты трибун? А вот справа и слева Ощущал всем нутром Тех, кто пал подо Ржевом В страшном сорок втором. Наш союз не разрушат Ни года, ни снаряд, Наши гневные души Над Россией парят. Это левым и правым Надо крепко бы знать, Если в доме Кровавом Соберутся опять. А убийц не укроют Ни закон, ни броня… Я убит в этом доме — Кто заменит меня? Что, по слову поэта, За народ и за власть, Если сужено это, Шагом дальше упасть. Но на радость Отчизне И на горе врагу Я желаю вам жизни — Это все, что могу.Дом советов стал братской могилой
Президентским войскам, штурмующим Дом Советов, отдан был приказ: уничтожить не только здание, не только лидеров оппозиции, но и всех, кто будет мешать на пути продвижения… Чем меньше свидетелей, тем лучше. Агрессивность и фашистское стремление штурмующих уничтожить на своем пути все и вся, объясняется в первую очередь тем, что и желтая пресса, и правительство (Черномырдин, Филатов, Козырев, Немцов и т. д.) называли защитников Конституции бандитами, пьяными боевиками, отребьем, нелюдями, которым нет ни прощения, ни пощады.
Сегодня уже есть доказательства того, что в десантников стреляли снайперы не из Белого дома… Чтобы придать озлобленности, вынудить на кровавый штурм – десантников убивали снайперы, так называемой, «третьей силы».
В штабе Дома Советов находились многочисленные радиоперехваты, смысл которых сводился к одному: «Живых не брать!» И этому принципу следовали…
Сержант-десантник Алексей Волков честно признался: «Мы «Белый дом» взяли, подожгли его… У нас был вообще приказ: с лица земли его стереть».
Парламент молотили из танков нещадно, не только осколочно-фугасными снарядами… БТРы стреляли из крупнокалиберных пулеметов (калибр – 12,7 мм). БМП-1 били из пушек «Гром» (калибр – 75 мм). БМП-2 оснащены вообще скорострельными авиационными пушками (калибр – 30 мм). Офицер МВД сказал, что снарядов никто не жалел. Потому никто и не знает, сколько по Дому Советов было выпущено снарядов и израсходовано патронов.
Известно одно: Руцкой и Ачалов приказали огонь не открывать… Только в случае реального проникновения противника в здание, когда жизни ополченцев угрожала бы опасность. Приказ был выполнен. И это обеспечило ополченцам возможность вести переговоры, сохранить жизнь женщинам и детям. Если бы Руцкой принял бой и открыл огонь, то Дом Советов точно был бы стерт с лица земли и из него никто бы не вышел живым. Пусть живым удалось выйти не всем, но удалось все-таки избежать геноцида, и парламент вместе со своими защитниками, хочет кто-то этого или нет, конституционный и гражданский долг выполнил.