Рассвет над Киевом

Ворожейкин Арсений Васильевич

В результате стремительного броска центра фронта нам, истребителям, летать стало снова далеко. Не успеешь над передовой пробыть и пяти минут, а горючего остается только на обратный путь. Требовалось перебраться ближе к линии фронта.

От летчика связи, побывавшего на передовой, стало известно, что у Житомира немцы оставили целехонький аэродром. Даже бензин есть. Майор Василяка приказал мне с Априданидзе слетать к Житомиру, чтобы на месте убедиться в достоверности этих сведений.

Сплошной линии фронта на западе не было. Прежде чем приземлиться, мы на всякий случай полетели посмотреть, далеко ли отброшен противник от Житомир?

С

высоты было видно, что город не пострадал. Фашисты отступили так поспешно, что не успели его разрушить. За Житомиром особого оживления, как это бывает при наступлении, не наблюдалось. Линию фронта определили только по свежим окопам, отрытым километрах в десяти за городом. Наши войска, приостановив продвижение, окопались. Активности у противника тоже не заметно. В воздухе спокойно. Можно садиться.

Под нами пустое зеленое поле на восточной окраине Житомира. Аэродром. После первого же круга на земле появилась сложенная из двух полотнищ белая буква «Т». Я пошел на посадку. Априданидзе, прикрывая меня, остался в воздухе. У нас была договоренность, что, если на аэродроме будет бензин, он тоже сядет. Не окажется — возвратится назад, а я все выясню и прилечу позднее.

На аэродроме, кроме двух человек, стоящих у «Т», никого. Я подрулил к ним, выключил мотор и вылез из кабины.

Это были солдаты какой-то комендатуры, прибывшие сюда для приема и выпуска связных и санитарных самолетов.

— Как аэродром? — спросил я. — Немцы не попортили?

— Что вы, — ответил старший. — Даже заминировать не успели. Все в исправности.

— Немецкие самолеты часто вас навещают?

— Мы только сегодня приехали, но уже видели два раза «раму» и три пары истребителей.

Я невольно взглянул на небо. И вдруг второй солдат ошарашил меня вопросом:

— А правда, что фрицы со всех фронтов собирают большие силы и снова хотят захватить Житомир и Киев?

Сегодня с утра я летал в разведку и видел северо-восточнее Бердичева и Казатина большое скопление фашистских войск. А что значит появление здесь «рамы» и трех пар истребителей? Усиленная разведка. А потом непрерывные атаки противника на юге, у основания клина плацдарма, и пассивность его у вершины в районе Житомира… Все это заставляло задуматься над словами солдата. Может, противник специально дал нам возможность вклиниться дальше на запад, а потом ударом во фланги клина хочет окружить наши войска и устремиться на Киев? Но откуда им взять на это силы? Они же не смогли закрепиться по Днепру, а это было куда легче, чем начинать новое наступление. Солдату я ничего определенного сказать не мог. В таком случае лучше отвечать вопросом на вопрос:

— А откуда вам известны планы Гитлера?

— Местные жители говорят.

— Источник не надежный, — сказал я. — Такие слухи выгодны только немецким пособникам.

Разговаривать мне больше не хотелось, да и времени не было. Априданидзе в воздухе ждал моих указаний. Я спросил солдат о бензине для «яков». Оказалось, на аэродроме отечественного горючего нет, а оставшееся немецкое еще не проверено на качество. Его пока использовать нельзя. Я поспешил в самолет, чтобы передать напарнику приказ о возвращении назад, в Жуляны. И только связался с ним по радио, как он отрывисто крикнул:

— «Фоккеры»! — И смолк.

Скорее в воздух! Зачем? Товарищу помочь не успею, только заставлю прикрывать меня и этим скую его действия.

Все же первый импульс взял верх над логикой. Взаимовыручка у нас

так въелась в кровь, что иногда забываешь о тактических соображениях. Руки сами заработали в кабине. Мотор, не успевший остыть, сразу взревел. Взлетать? Куда? «Фоккеры» могут уже пикировать на меня. Нужно выбрать направление, чтобы затруднить прицеливание.

Взгляд вверх. Самолетов не видно. Не может быть, чтобы враг уже успел расправиться с Априданидзе!

Ах, вон где он! Сулам в стороне от аэродрома набирал высоту. Пара «фоккеров» разворачивалась на него. И разворачивалась так, чтобы встать на одной линии С Суламом и мной. Противник намеревался сначала атаковать Сулама, а потом, не меняя направления полета, прикончить меня. Враг мог это осуществить, независимо от того, буду я стоять или взлетать. Сейчас мой самолет — наземная мишень, я уже при этой атаке ничем не могу помочь Суламу. Лучше пока быть на земле. Здесь, если и подожгут самолет, то успею выскочить.

В голову пришла новая догадка. Глядя на «фоккеров», я понял тонкость их расчета. Они знают, что Сулам их видит, и уже не могут на него напасть внезапно, поэтому хотят навязать ему лобовую атаку.

Летчики «фоккеров» хорошо понимают, что при атаке на встречных курсах из-за большой скорости сближения у всех ничтожно малы шансы на успех. Зато они заставят Сулама отвлечься от меня. Один из них свяжет его боем, а другой проскочит вниз, расстреляет мой самолет, после чего они уже вдвоем зажмут Сулама. Понял ли это Сулам? Ему ни в коем случае нельзя доводить до конца лобовую атаку. Нужно отвернуть заранее. Только этим, на первый взгляд трусливым, маневром можно от защиты перейти к нападению. Тогда «фоккеры» вынуждены будут с ним драться, а я, пользуясь, замешательством, успею уйти в воздух.

Лобовая атака длится какие-то короткие секунды. И вот «фоккер» уже мчится на Априданидзе. Я вижу, как он круто развернулся на них, подставляя им нос. Подсказывать ему уже поздно, да и вредно: сейчас мой голос только отвлечет внимание, а понять меня не позволит физическое напряжение. И я жду. Все теперь — и смерть и жизнь нас обоих — в умении и выдержке Сулама.

«Фоккеры» крыло в крыло пикируют на моего товарища и, наверно, километров с пяти открывают по нему огонь, дымчатые трассы дугой уходят намного ниже Сулама. Мне со стороны, на фоне голубого неба, это отчетливо видно. Но товарищу-то кажется, что снаряды и пули несутся прямо на него, прямо в глаза. К тому же создается впечатление, что и отвернуть нельзя: подставишь себя прямо под огонь противника. Многие летчики поддаются этому обманчивому впечатлению и не сворачивают на лобовой атаке до тех пор, пока не проскочат врага.

Я только наблюдатель. Через секунду-две Суламу нужно резко заложить самолет в разворот, но он это уже делает. «Рано!» — невольно вырвалось у меня. Не хватило терпения. Сейчас действительно он сам нас обоих подставил под удар фашистов. Один «фоккер», используя этот просчет, мгновенно подвернул на него. Другой решительно пикирует на меня.

Сидеть неподвижно и ждать, пока тебя расстреляют — невозможно. Взлететь или выскочить из кабины? Истребитель, сдерживаемый тормозами, как конь удилами, дрожит от нетерпения. Буду взлетать. И тут Сулам с такой решительностью бросился на устремившегося на него вражеского истребителя, что тот, испугавшись столкновения, свечкой шарахнулся кверху. Еще миг, и Сулам оказался вплотную в хвосте у «фоккера», пикирующего на мой самолет. Вот это расчет!