Рассвет (сборник)
Шрифт:
Так или приблизительно так говорили тогда на вечере. Галина запомнила только общий смысл сказанного каждым. Сама же она так и не могла определить, что такое счастье.
Но больше всего понравилось ей определение дела Якима. Может потому, что оно больше всего совпадало с ее взглядами на жизнь, с нынешним душевным состоянием.
Галина чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она делает то, о чем столько мечтала. Шумят на ветру молодые деревца в ее саду. Появились молодые побеги винограда. Вместо ста двадцати
Нелегко, но хорошо жить! Только такая жизнь интересна! Только в преодолении трудностей человек получает истинное наслаждение!
Глава пятьдесят вторая
Минувшая весна в Крыму была необыкновенная. Закладывались сады, парки, виноградники, озеленялись города и села.
Но вот отшумели напряженные дни весенних посадок. Началась обычная будничная работа на плантациях.
Наступила жара. С утра и до вечера в чистом небе висело горячее солнце. Буйно росли, тянулись вверх и травы, и хлеба, и виноградные лозы.
Степан Бондарь уже второй раз перепахивал междурядья, а бригада Галины выпалывала сорняки, разрыхляла почву возле каждого кустика.
Очень припекало. Настя разогнула спину, спрятала под платок рыжеватые кудри.
— Секретарь партийный к нам едет, — крикнула она. — Очень хорошо, я сейчас злая и всыплю ему чертей!
Стукалов подошел, поздоровался, спросил, как дела.
— Ничего, работаем, мозоли набиваем, — сердито ответила Настя. — Когда уже о нас начнут беспокоиться?
— Что случилось?
— Все то же самое! Когда механизация настоящая будет? На посадки кое-как один гидробуровой агрегат снарядили, а теперь вот спину гни… В других колхозах, говорят, в рядках специальными плужками обрабатывают почву…
— Не горячись, — засмеялся Стукалов, — плужки уже заказаны, послезавтра пойдут в работу.
Он повернулся к Михаилу.
— Мне с тобой поговорить надо.
Стукалов отвел Михаила в сторону.
— Что у тебя с Галиной? Мне рассказывают…
— Иван Петрович, все это брехня… Ну, честное комсомольское — брехня! — Михаил прижал руки к груди.
Девушки сделали вид, что заняты работой, а сами настороженно прислушивались к разговору.
— Почему же твоя жена вчера прямо на улице набросилась на нее…
— Кто? Люба?
Настя сорвалась с места, бросила тяпку и подбежала к Стукалову.
— Вы кому верите? Этой… этой Зябликовой? Она решила выжить Галину из колхоза. Разозлилась за огород. Вот Любу и подначивает. А Люба даже слова не сказала, просто стояла, а эта ведьма бросилась на Галину. Кричала на всю деревню. А вы ее поддерживаете, верите ей! — наступала Настя на Стукалова. — Лучше у нас спросите, у комсомольцев, у всей бригады! Они на наших глазах целый день. Мы лучше знаем, чем ваша Пелагея Антиповна!
— Погоди, погоди, застрочила, словно пулемет. Какая же она моя, эта Антиповна? — засмеялся Стукалов.
— Мы вчера ее не могли никак унять. Хоть и вредная она тварь, а все же старая, и пришлось вежливо с ней обращаться, а надо было бы… — строчила дальше Настя.
— Да не кричи!
— Буду кричать, потому что справедливость на моей стороне!
— Мы требуем, чтобы вы разобрались в этом деле как можно скорее! — поддержала Настю Вера.
— Ладно, ладно, девочки, разберусь! — смеясь, поднял руки Стукалов. — А где же Галина?
— Вон, возле вышки, с мамой разговаривает.
На дальнем конце плантации пробивали первую в колхозе артезианскую скважину. Работой руководила Ольга Назаровна.
Мать и дочь сидели на опрокинутом ящике, чуть в стороне от них, возле подводы, возился Егор Лямкин.
— Впервые в жизни меня такой грязью облили. На людях стыдно показываться, — приглушенным голосом говорила Галя.
Лямкин злорадно улыбался.
— К чистому грязь не пристанет, доченька, — ответила мать. — Я думаю, что из-за этого не стоит вешать головы.
— Конечно, мама. Только больно от обиды…
— Все это мелочи. Рассказывай лучше о делах. Работа нравится?
— Еще бы! Иначе и не жила бы здесь, — оживилась Галя. — Только не терпится, чтобы быстрее подрастал виноград… Так хочется увидеть плоды! А какие люди замечательные, мама!.. Я чувствую, что очень нужна здесь…
— Это самое главное! Я счастлива, что у тебя такое настроение, — обняла дочь Ольга Назаровна.
Подошел пожилой рабочий в испачканном землей комбинезоне, развернул чертеж.
— Ольга Назаровна, глиняный слой прошли. Известняк пошел. Как быть дальше?
— Сверлить до проектной глубины.
…Настю не брала никакая усталость. Энергия из нее била ключом. После работы девушка отплясывала на занятиях хореографического кружка, тащила на танцы и Сергея, а потом гуляла с ним по селу до вторых петухов. На работе почти все время пела. Ее горло не знало ни хрипоты, ни простуды.
Сегодня, как всегда, бригада возвращалась домой с песнями.
Солнце уже касалось горизонта. Небо холодело, синело, только на западе еще пылало растопленным золотом. Длинные тени ползли по земле впереди группы.
На краю плантации остановились две легковые машины. Из них вышли Матвей Лукич, Стукалов, секретарь райкома Пастушенко и еще трое. Они начали осматривать молодые с разлапистым листом побеги винограда, растирали землю руками.
Песня оборвалась.
— Секретарь обкома приехал, — сообщила Галина.
Кое-кто снял с плеч тяпки, замедлил шаг. Только Настя шагала впереди с независимым видом.
Секретарь обкома, высокий пожилой мужчина, отряхивая от земли руки, обернулся к молодежи.