Рассвет в забвении
Шрифт:
На следующий день, ближе к вечеру, когда гости стали потихоньку собираться по домам. В квартире поднялся шум, друзья сновали из комнаты в комнату.
Леони, улучив момент, достала себе большое белое махровое полотенце, забежала в ванную комнату и закрыла дверь на задвижку. Повесив сменную одежду на крючки, она подошла к ванной, чтобы открыть кран, и отодвинула одной рукой тяжёлую синюю шторку.
– О, боже! Джим?! – взвизгнула Леони, испугавшись.
– Ты бы видела своё лицо! – рассмеялся он в ответ на её бурную реакцию. – С похмелья, видимо, головушку не так-то просто включить? Видно же – штора опущена, значит кто-то здесь есть, – с улыбкой пояснял он, ничуть
– Мог бы, в самом деле, и сказать, что тут занято, а то притаился, как в окопе…
Джим лениво потёр глаза и смыл пену со щёк, затем приблизился к самому краю ванны и протянул руку, дотронувшись до кончиков пальцев Леони.
– Ты мне не поможешь? – мягко спросил он, разглядывая её лицо и полурастрёпанную рыжую косу.
– В смысле? – она слегка смутилась.
– Можешь, пожалуйста, намылить мне волосы? Я люблю, когда мне голову трогают – сразу засыпаю от удовольствия.
– Честно говоря, я уже чего только не подумала… Как оказалось, ты менее непристоен в мыслях, чем я, – она лучисто засмеялась и прикрыла ладошками нос.
Джим развернулся к ней спиной, и Леони принялась сосредоточенно массировать ему голову. Иногда она игриво вешала ему на нос мыльную пену или щипала за щёки и подбородок, Джим лишь блаженно улыбался, подставляя ей своё лицо всё более.
«Интересно, мыла ли вот так же голову мне моя мать, которую я не помню? Любила ли, ласкала ли меня? Хорошим ли человеком был мой отец? Быть может, я не единственный ребёнок в семье, и у меня есть сестра или брат… Я вот сказал ей, что мне нравится, когда гладят по голове, но откуда это? Почему я так думаю?.. Как же сложно хоронить то, о чём понятия не имеешь, ведь вдруг мне есть, о чём жалеть… До чего мне сладко в её руках, она спасает меня ото всех дурных вопросов и помыслов. Как жаль, что этот миг вот-вот исчезнет, испарится, оставшись мутным воспоминанием».
Джим почти растворился в лёгкой дремоте, пока не ощутил на верхней губе невесомое влажное прикосновение. «Это что же… она меня поцеловала?.. Это можно считать поцелуем? Да что же происходит?..» – он разомкнул веки и увидел лишь смеющиеся зелёные глаза; Леони чуть облизнула губы и поднялась с колен. Дойдя до двери, она остановилась и вновь взглянула на него.
– Я уезжаю на месяц в Париж, у меня командировка. Возможно, мы не увидимся даже дольше. Я буду скучать по тебе, Джим, – чуть слышно сказала она и вышла за дверь.
В тишине раздавался лишь всплеск воды, поднимаемой Джимом, пока он умывал лицо. Лишь минуту спустя он осознал, что не увидит Леони целый месяц.
***
В первые две недели, что Леони отсутствовала, Джим невыносимо тосковал.
«Я и раньше мог не видеть её не одну неделю, но не чувствовал себя настолько паршиво, как теперь. Всякий раз, как между нами рушится очередная стена, я понимаю, что мне становится тяжелее воспринимать тот факт, что Леони не моя».
Но работа вскоре не дала скучать: ему удалось наладить более тесные деловые контакты с женщиной из Сан-Франциско, с которой Теренс подписал контракт по поставке запчастей. Но Джиму хотелось большего, поэтому мисс Клеменс (так звали эту женщину) свела его со своими деловыми партнёрами, которые работали на крупного производителя и делали поставки новых моделей мотоциклов. Джим заверил Теренса, что пора заниматься не только прокатом ретро-байков, но и наладить продажу новых моделей. У них имелся для этого предприятия порядочный капитал, а дополнительный кредит не внушал опасений.
– Теренс! Мы должны расширяться! Ты ведь хочешь закрыть свою ипотеку не через пятнадцать лет, а, скажем,
– Пф, старичок ты мой, ну, это же такая возня… Опять новые бумажки, документы, разрешения на торговлю и прочая муть. К тому же большой риск, тебе оно в самом деле надо, а? Оставим всё как есть.
– Ты тюфяк, Теренс, честное слово, кончай болтать этот пессимистичный бред. Мало того, что ты женился – скоро вон, брюхо отпустишь – так ещё и риска он, видите ли, боится! Если не хочешь с этой «нудятиной» путаться, я сам. Предоставь мне лишь средства и окажи чуточку помощи, только прошу: соглашайся…
Теренс уступил другу. Закрутилось.
В работе и новых заботах Джим забылся, перестал хандрить. Он взял на себя самую важную и ответственную часть дела, Теренс же просто подписывал вместе с другом бумажки и принимал поставки.
Павильон разбили на две части, расставили всё компактнее. Ассортимент был не самый широкий, зато качественный, во многом эксклюзивный и оригинальный, что позволяло привлекать прибыльную клиентуру из крупных городов. К концу марта у Джима уже находились в подчинении трое продавцов: два парня и девушка-кредитный специалист; все трое недавно окончили колледжи и были полны энергии и энтузиазма, потому составили вместе со своим начальством отличную команду.
«Хм, умеешь ты людей вёртких, полезных, но порядочных выбирать, старичок ты мой», – не мог нарадоваться Теренс.
С Леони Джим не виделся всё это время, к ней обращался лишь брат по вопросам рекламы и рекламных материалов. Это время, проведённое в труде и предприятии нового, помогло Джиму упорядочить свои мысли насчёт собственных чувств, понять, что именно он хочет от Леони. Его любовь зрела, становилась осмысленнее, задвигая безумство на задний план. Ему даже казалось, словно и страсть стала тише: он не видел Леони, оттого ему чудилось, что он контролирует свои эмоции.
Джим не знал, что с Леони случились перемены, в первую очередь по отношению к нему: она скучала по нему, зачем-то терзала себя вопросами, любит ли он её до сих пор, ведь они столько не виделись, и Джим не стремился к встрече с ней. Леони всё ещё была влюблена, как и прежде, в Эвана, но её былые чувства дали гигантскую трещину.
В начале апреля Теренс предложил Джиму сделать небольшую передышку: оставить на продавцов салон, отложить крупных клиентов, которым «не срочно» и улететь на неделю в Англию. Один из друзей Теренса из Сан-Франциско, очень состоятельный человек, предложил ему прихватить парочку друзей и отдохнуть в его старинном семейном загородном имении. Джим сначала не соглашался, переживал, не хотел оставлять салон на продавцах даже на неделю: не потому, что не доверял, потому что привык всё брать на себя, и роль опекуна над своими подчинёнными в частности. Но ребята убедили его, что не подведут, что будут всегда на связи, а ему бы неплохо перевести дух. Скрепя сердце Джим всё-таки согласился.
У Даррена, того самого, что пригласил Теренса в Англию, имелся частный самолёт, потому перелёт обещал быть не только комфортным, но и весёлым. Теренс также предложил Леони полететь с ним, потому что сестра как раз ушла в отпуск и ещё не знала, где и как его провести.
В день отлёта Джим с Теренсом явились за два часа до назначенного часа, потому Даррен провёл их в салон самолёта и угостил выпивкой; со стороны хозяина был лучший друг и две какие-то девицы, которые, очевидно, были приглашены исключительно для забавы и утех.