Рассвет
Шрифт:
Постепенно я привыкла переодеваться на ночь в кружевные наряды из коллекции Элис. По сравнению с микроскопическими купальниками, которые она сунула мне в чемодан, их можно было считать целомудренными. Неужели Элис было видение, что мне понадобится что-нибудь в таком роде, и все эти соблазнительные кружева и шелк не случайность? Бр-р. Представить стыдно.
Начинала я потихоньку — с шелковой пижамы цвета слоновой кости, опасаясь, что слишком открытые вещи при моих синяках скорее оттолкнут. Я была готова пойти дальше. Но Эдвард обращал на
Синяки постепенно проходили — местам желтея, местами исчезая совсем. Поэтому сегодня я утащила в отделанную деревом ванную, чтобы переодеться после душа, самый куртизанский комплект. Черный кружевной — даже смотреть стыдно. До самого выхода из ванной я старательно отворачивалась от зеркала. Боялась струсить.
Наградой мне были широко распахнувшиеся при виде меня глаза Эдварда — лишь на секунду, потому что справился он с собой моментально.
— Ну как? — Покрутившись, чтобы продемонстрировать наряд со всех сторон, спросила я.
Он откашлялся.
— Очень красиво. Ты всегда красивая.
— Спасибо… — с легкой обидой протянула я.
Мягкая постель манила со страшной силой. Эдвард обнял меня и прижал к себе — все как всегда, как и в предыдущие ночи. В этой жаре и духоте без его прохладных рук не заснешь.
— Давай договоримся, — сквозь подступающий сон пробормотала я.
— Никаких уговоров!
— Ты ведь даже не знаешь, о чем…
— Все равно.
— Ну и пусть, — со вздохом согласилась я. — Я просто хотела… А, ладно.
Подождем, пока проглотит наживку. Я зевнула.
Хватило минуты. Я даже не успела вырубиться окончательно.
— Хорошо. Рассказывай, что ты хотела.
Я стиснула зубы, чтобы не улыбнуться. Перед возможностью сделать мне подарок Эдвард никогда не мог устоять.
— Мне тут подумалось… По идее, Дартмут всего лишь прикрытие, но что плохого, если я действительно поучусь семестр в колледже? — Я повторяла его собственные слова из прошлого, когда он уговаривал меня повременить с превращением в вампира. — Буду развлекать Чарли историями о студенческой жизни. Обидно, конечно, если не смогу угнаться за институтскими умниками. И все же… Восемнадцать, девятнадцать — какая, по большому счету, разница? Морщинами за год я вряд ли покроюсь.
Эдвард погрузился в долгие размышления. Затем произнес глухим голосом:
— Ты хочешь подождать. Побыть человеком.
Я прикусила язык, чтобы дать Эдварду как следует все обдумать.
— Зачем ты так со мной? — неожиданно зло выпалил он сквозь зубы. — Думаешь, мне и без этого не тяжело? — Эдвард собрал в кулак кружевную пену, и я испугалась, что сейчас он оторвет все оборки с мясом. Но пальцы разжались. — А, все равно. Никаких уговоров.
— Я хочу в колледж.
— Нет, не хочешь. Ради чего снова подвергать твою жизнь опасности? Ставить ее под удар?
— Я правда хочу. Не столько в колледж, если честно, сколько еще чуть-чуть побыть человеком.
Эдвард закрыл глаза и шумно выдохнул через нос.
— Белла, ты меня с ума сведешь! Сколько было разговоров на эту тему, и каждый раз ты умоляла сию же секунду сделать тебя вампиром.
— Да, но… Теперь у меня есть причина остаться человеком подольше.
— Какая причина?
— Догадайся. — Я сползла с подушек и поцеловала его.
Эдвард ответил, но это был совсем не тот поцелуй, который означал бы мою победу. Поцеловал просто из вежливости, чтобы не обидеть. Полностью себя контролируя. Издевательство какое… Он бережно отстранил меня и, обвив руками, прижал к груди.
— В тебе и так столько человеческого, Белла. Поведением правят гормоны, — усмехнулся он.
— В том-то и дело, Эдвард. Эта часть человеческой натуры мне нравится. И я пока не хочу с ней расставаться.
Пройдут годы, прежде чем я перестану быть жаждущим крови новорожденным вампиром и снова обрету эту радость.
Я не смогла подавить зевок, и Эдвард улыбнулся.
— Ты устала. Поспи, любимая. — И он начал напевать мою колыбельную, которую сочинил в нашу первую встречу.
— Интересно, откуда взялась усталость? — ехидно пробормотала я. — Ты ведь совсем ни при чем, да?
Он снова усмехнулся и продолжил мурлыкать колыбельную.
— Учитывая, как я еле до кровати доползаю, должна была бы спать как сурок.
Колыбельная прервалась.
— Так и есть. Спишь как убитая. За все время, что мы тут, я от тебя во сне и слова не слышал. Если бы ты не храпела, подумал бы, что впадаешь в кому.
Я пропустила мимо ушей шутку насчет храпа — я не храплю.
— И не металась во сне? Странно. Обычно, когда снятся кошмары, я всю постель переворачиваю. И кричу.
— Тебе снятся кошмары?
— Реалистичные до жути. И очень выматывающие. — Я зевнула. — Не может быть, чтобы у меня никаких воплей во сне не вырывалось.
— А что именно снится?
— Сны разные. И одновременно похожие. Потому что цветные.
— Цветные?
— Очень яркие, совсем как в жизни. Обычно во сне я чувствую, что сплю. А здесь нет. И от этого еще страшнее.
— Что же в них страшного? — В голосе Эдварда послышалась тревога.
Я поежилась.
— В основном… — И умолкла.
— В основном? — переспросил Эдвард.
Что-то мешало мне рассказать о появляющемся во всех кошмарах младенце. Это слишком мое, слишком личное. Поэтому я ограничилась только одним фрагментом сна. Которого, впрочем, было достаточно, чтобы на кого угодно нагнать страху.
— Вольтури! — прошептала я.
Эдвард прижал меня к себе крепче.
— Они нас больше не тронут. Ты скоро станешь бессмертной, а значит, им не к чему будет придраться.
Я уютно устроилась в его объятиях, чувствуя, правда, легкий укол совести, что ввела Эдварда в заблуждение. В кошмарах я боялась совсем не того, о чем он подумал. Не за себя. За мальчика.