Растерзанное сердце
Шрифт:
— Сэр?
— Да, Уинсом.
— Мы его нашли. Я хочу сказать, мы знаем, кто он. Жертва.
— Замечательно.
— Извините, что так долго, но моя знакомая в агентстве авторегистрации сегодня утром была на свадьбе. Вот почему я не могла с ней связаться. У нее был выключен мобильный.
— И кто он?
— Его зовут Николас Барбер, он жил в Чизвике. — Уинсом продиктовала Бэнксу адрес.
— Черт побери! — выругался Бэнкс. — У нас тут убивают второго лондонца за год. Если они там, в столице, об этом пронюхают, туристы решат, что у нас
— Думаю, нашим согражданам эта мысль придется по душе, сэр, — заметила Уинсом. — Возможно, тогда им начнет хватать денег на то, чтобы здесь жить.
— Не надейся. Агенты по недвижимости найдут другие способы надуть покупателей. Ну что ж, теперь мы знаем, кто он, и можем посмотреть распечатку его телефонных переговоров. Не могу поверить, что у него не было мобильника.
— Даже если и был, в Фордхеме он им пользоваться не мог. Фордхем вне зоны действия сети.
— Да, но он мог ездить в Иствейл или еще куда-нибудь, чтобы звонить оттуда.
— Через какую сеть?
— Проверь все основные.
— Но, сэр…
— Знаю. Сегодня суббота. Сделай что можешь, Уинсом. Если придется подождать до утра понедельника — что ж, так тому и быть. Ник Барбер никуда от нас не денется, а его убийца уже давно удрал.
— Будет сделано, сэр.
Бэнкс немного поразмыслил: Ник Барбер, что-то знакомое, но он никак не мог припомнить, кто же это такой. Он вернулся к телефонной картотеке и продолжил искать нужный номер.
Энни дала Келли Сомс время осушить слезы и преодолеть смущение после бурного выплеска эмоций.
— Простите, — наконец выговорила Келли. — Обычно я так себя не веду. Просто сильно расстроилась.
— Вы его хорошо знали?
Келли покраснела:
— Нет, толком не знала. Мы только… ну, короче, мы с ним разок перепихнулись, вот и все.
— И все же… — начала Энни, думая, что «перепихивание» — вещь довольно интимная, пусть даже и не имеет отношения к любви; и еще она подумала, что, выражаясь так, Келли пытается преуменьшить значение случившегося, чтобы не было так больно. Ведь если мужчина лежал рядом с тобой обнаженный, ласкал тебя, проникал в тебя, доставлял тебе удовольствие, а потом его нашли лежащим на полу с проломленной головой, тебя вряд ли сочтут неженкой, если ты прольешь по нему слезинку-другую. — Можете мне об этом рассказать?
— Только не говорите моему папе. Он мне голову оторвет. Обещаете?
— Келли, мне нужна информация об этом… о Нике. Если вы не были каким-то образом причастны к его убийству вам не о чем волноваться.
— Мне не надо будет идти в суд, ничего такого?
— Вряд ли в этом возникнет необходимость.
Келли помолчала.
— Особо-то ничего не было, — сообщила она наконец, взглянув на Энни. — Знаете, не то чтобы я все время этим занимаюсь. Я не шлюшка какая-нибудь.
— Никто этого не говорит.
— Папа скажет, если узнает.
— А ваша мать?
— Она умерла, когда мне было шестнадцать. Папа
— Мне очень жаль, — отозвалась Энни. — Я считаю, у нас не будет повода рассказать об этом вашему отцу.
— Тогда пообещайте мне…
Энни не собиралась ничего обещать. В сложившихся обстоятельствах она не видела причины разглашать секрет Келли и даже приложила бы все усилия, чтобы его сохранить, но ситуация могла измениться.
— Как это случилось? — спросила она вместо обещания.
— Я вам говорила, он был славный. Ну, короче, вел себя по-человечески. Есть такие, что смотрят на меня, как на какую-то грязную тряпку, потому что я всего-навсего барменша, но Ник был другой.
— Вы знали его фамилию?
— Нет, извините. Я его звала просто Ник, вот и все.
Ветер стонал, раскачивая машину. Келли обхватила себя руками. На ней было ненамного больше одежды, чем вчера вечером.
— Холодно? — спросила Энни. — Я включу нагреватель. — Она завела машину и включила обогрев. Окна скоро запотели. — Так получше. Продолжайте. Вы с ним заговорили в пабе.
— Нет. В том-то и дело. Там же вечно торчит мой папаша, понимаете? Он там был вчера вечером. Вот почему я… ну, короче, он на меня там вечно зыркает, как ястреб. Отец тоже думает, что барменша ничем не лучше потаскухи, вот и все. Слышали бы вы, как мы с ним собачились, когда я решила устроиться на эту работу.
— Почему же он разрешил вам?
— Из-за денег. Ему надоело, что я живу при нем, а работы у меня нету.
— Понятно. Значит, вы познакомились с Ником в пабе?
— Ну да, там. Короче, там мы первый раз увиделись, только тогда мне показалось, что он как все прочие клиенты. Но он был такой… хорошо сложенный парень. Честно говоря, я на него запала, и, по-моему, он это заметил, вот и все.
— Но он был не «парень», Келли. Он гораздо старше вас.
Келли посуровела:
— Ему было всего тридцать восемь. Никакая это не старость. А мне двадцать один. И потом, мне нравятся мужчины постарше. Не то что мои ровеснички, вечно лапают и больше ничего. Нет, кто постарше — они понимают. Они слушают. И они знают много всяких вещей. Короче, все парни, которым столько же, сколько мне, треплются только о футболе да о пиве, а Ник все знал — про музыку, про все группы, про все такое. Он мне такие истории рассказывал! Он был парень башковитый.
Энни мысленно отметила это, одновременно задавшись вопросом, сколько времени понадобилось этому Нику, прежде чем он начал «лапать» Келли.
— Так все-таки как же вы с ним по-настоящему познакомились? — спросила она.
— В городе. В Иствейле. Понимаете, в среду у меня выходной, вот я и двинула за покупками. А он как раз выходил от букиниста, что торгует сбоку от церкви, и я чуть на него не налетела. Знаете, как говорят: с первого взгляда и все такое. Короче, он меня узнал, и мы с ним стали трепаться, пошли выпить в «Квинс армс». Он был прикольный.