Расти, березка!
Шрифт:
Со стула поднимается генерал. Он отыскивает глазами и подзывает к себе Владимира. Генерал идет к микрофону, рассказывает о подвиге старшины Константина Седова.
— Сейчас возле этого Знамени — сын героя, Владимир Седов, — говорит генерал. — Дорогой Володя, сынок! Что сказать тебе в: этот день? Я видел твоего отца в последнем бою. Слышал его последнюю команду: «Огонь по врагу!» Из пламени битвы я принес тебе его последнее слово: «Не посрами отцовской чести!» Это его слова, его желание. И еще попросил я принести сюда это Знамя. Посмотри на него, Володя. На этом Знамени капли крови и твоего
Они оба подходят к Знамени, встают на колено, касаются губами полотнища…
Один за другим подходят к микрофону герои войны — танкисты, минометчики, партизаны… Они рассказывают, как сражались под этими боевыми знаменами.
Затем в парке наступила тишина. Раздались радиопозывные. И слова диктора:
— Память тех, кто не дошел до Дня Победы, тех, кто до последней капли крови защищал родную землю, почтим минутой молчания. Склоним головы перед памятью отцов и сыновей, мужей, братьев и сестер, товарищей и друзей — всех погибших в годы Великой Отечественной войны… Павшие герои навсегда останутся с нами, они — в том счастье, которое принесла великая Победа…
Владимир стоит на сцене рядом с ветеранами войны. Он всматривается в их лица, суровые и печальные. Наверное, вся фронтовая жизнь промелькнула перед их взорами за эти минуты. И походы. И бои. И атаки. И последние залпы — салюты Победе и погибшим друзьям.
Владимир словно видит, как вся страна встала в почетный караул у памятников и солдатских могил. Советский народ чтит подвиг и его отца, Константина Степановича Седова. Нет, отец не погиб! Вечным огнем пылает его большое сердце. И пусть знают люди, что есть у него сыновья, которые до конца дней своих пойдут отцовской дорогой…
… Поезд приближается к гарнизону. За окном вагона приветливо качаются сосны. Где-то в глубине леса стоят ракеты. Ракеты смотрят в зенит. Они всегда на огневой, всегда на стартовой…
Доктора земли
Снимет белую шубу земля, вздохнет глубоко. Отзвенят весенние ручьи, отпоют короткую серебряную песню, растопят хрустящие льдинки-зеркальца. Подсохнут поля, пригретые солнцем, выстрелят первыми зелеными всходами. И тогда саперы покинут уютные казармы. На все лето. До глубокой осени. Уже сбросят листву деревья, затвердеет почва, прихваченная морозами, закрутят первые снежные вихри, а солдаты-пиротехники еще не вернутся домой: много у них работы, много неожиданных встреч со ржавой смертью. Идут саперы по земле, очищая ее от бомб, снарядов и мин. Весной белыми цветами машут им сады, осенью земным поклоном приветствуют их колосистые хлеба. Опасная, героическая профессия у этих людей.
Глубинная вспашка
До Марьино километров десять. Там нужно оставить один пиротехнический расчет. Остальные поедут дальше. И Карасев с
По стеклу неожиданно забарабанил дождь. Майору кажется, что машина не сама движется, а это набежавшая тучка подцепила ее серебряными струнами и увлекает за собой.
Когда подъехали к селу, дождь уже перестал. Придорожная трава, раньше седая от пыли, ярко поблескивала на солнце. За селом виднелась голубая лента реки. За нею, на пригорке, зеленели молодые елки. Их ветки напоминали многоэтажную стаю птиц с широко расправленными крыльями.
Остановились у правления колхоза. Председатель, широко улыбаясь, вышел навстречу, поздоровался:
— День добрый. Вижу, славных орлов нам привезли. Спасибо.
Саперы стояли рядом, готовые выслушать приказ. Кого оставить?
— Разрешите? — вперед вышел старшина Шмитько. — Моему расчету дозвольте, товарищ майор.
Николай Шмитько опытный пиротехник, да и ребята у него толковые: Алексей Пойманов, Иван Малицкий… У каждого была не одна встреча со смертью. Они научились побеждать ее.
— Хорошо. Только будьте внимательны.
— Все будет в порядке, — ответил Шмитько.
— Надеюсь! — Майор простился с председателем, сел в кабину, а оставшиеся саперы пошли в правление.
— Девчат не обижайте! — крикнул из кузова Асрор Давлятов, лукаво блеснув глазами. — Ха-а-ро-шее дело вам доверили. А для нас работы нет.
— Будет и вам, — ответил старший расчета лейтенант Фурсаев.
Машина миновала околицу, покатилась по проселочной дороге.
Солнце садилось за горизонт, когда они прибыли в колхоз имени XX партсъезда. И здесь саперов приняли хорошо, с хлебом-солью.
— Сегодня отдыхать, а завтра за работу.
Где там! Солдатам хотелось пройти по селу, побывать в клубе. И не только, чтобы посмотреть на девчат. В беседах с местными жителями иногда узнавали они такие подробности, до которых не докопаться миноискателями.
Через пару часов в здание сельсовета, где офицеры обсуждали с членами правления сельхозартели план действий, прибежал Асрор Давлятов. Обычно горячий, неуравновешенный, сейчас он был особенно возбужден.
— В чем дело, Давлятов? — спросил Карасев.
— Ай, товарищ майор. Такое дело, такое дело…
— Говори толком.
Майору нравился этот парень из Таджикистана — и взлет его черных бровей, сросшихся на переносице, отчего они напоминали крылышки летящей птицы, и длинные, загнутые ресницы. А всегда смеющиеся глаза казались упрятанными в глубоком колодце. Но больше всего нравились майору руки солдата — уверенные, с упругими, вздувшимися венами, рабочие руки.
— Не горячись, Асрор. Докладывай, что разведал.
— Тракторист погиб, понимаете? С сорок первого года поле не пахано. Коровы гибнут. Мины натыканы…
— Это известно, потому и приехали, — ответил майор Карасев. — Во время войны немцы за селом целое минное поле установили. Да вот беда: карту нам не оставили.
— Сорок три гектара лежат мертвяком, — вздохнул председатель. — Площадь великая! А с тех пор как тракторист подорвался, можно ли посылать туда людей? Так и лежит многие годы непаханной.
— Вот и я говорю, товарищ майор! — воскликнул Асрор Давлятов. — Пусть дадут трактор. Я умею на тракторе…